– Бедовая, да? – Бумбараш, держа пистолет перед собой, приблизился к Алене. – Смерти не боишься?
– Боюсь, – честно призналась она. – И боли боюсь. Только все равно никого не выдам. Убейте меня, если вам перед Никодеевым отчитаться надо. А остальных не троньте.
– Отчитаться, слыхал, Горелый?
– Ага. Типа в бухгалтерии.
Бандиты засмеялись, но как-то невесело. Потом переглянулись.
– Сядь на диван, – велел Бумбараш. – И чтоб ни звука. Поняла?
Алена кивнула. Лицо у нее было очень бледное и очень решительное.
– Лунев скоро здесь будет? – спросил Горелый.
Алена закусила губу и промолчала. Ее опущенные ресницы задрожали.
– Ох ты и вляпалась, дурочка, – цокнул языком Горелый. – На тебя охота идет, а ты: вот она я, здрасьте.
– Тс-с! – Бумбараш приложил палец к губам. Другой рукой он прижимал к уху мобильный телефон.
Его лицо было не таким бледным, как у Алены, но тоже полным решимости.
* * *
Александр Сергеевич Никодеев тупо метал стрелки-дартс в черно-желтую мишень. Больше он ни на чем не мог сосредоточиться в этот день. Все отошло на задний план: и прием делегации товарищей из Китая, и задержка месячных у супруги, и совещание по поводу ремонта автодорог, сулящее участникам от тридцати до пятидесяти миллионов чистой прибыли.
Сказав новой секретарше, чтобы ни с кем не соединяла, Никодеев уединился в одной из трех комнат отдыха, принял на грудь двести граммов коньяку, засучил рукава и занялся стрелками. Они всегда помогали ему во времена тревоги и уныния. Даже больше, чем алкоголь.
Восемнадцать… Пятьдесят… Одиннадцать… десять… Так, теперь нужно двенадцать набрать. Глаза Никодеева отыскали нужный сектор слева. Он поднял маленький метательный снаряд к плечу…
Проклятье!
Оживший в кармане мобильник помешал точному броску. Дротик встрял за пределами круга.
– Да! – рявкнул Никодеев в трубку.
– Все в порядке, шеф, – откликнулась она голосом Бумбараша.
– Какой я тебе шеф? Докладывай, как положено.
– Я не в армии и не в конторе ментовской. Говорю, как привык. Не нравится? Тогда чао!
– Погоди, – заторопился Никодеев. – Дело сделано?
– Всех четверых обнулили, – сказал Бумбараш.
Зная, что заказчик его не видит, он подмигнул Горелому. Тот ухмыльнулся в ответ. Оба были довольны собой. Почему не развести лоха, если он сам напросился? И зачем брать на душу лишние грехи, если можно без мокрухи обойтись?
Бандиты пообещали отпустить Алену на все четыре стороны. Попридержали ее пока что в качестве заложницы на всякий пожарный, но даже пальцем не тронули и не чпокнули, хотя подмывало, конечно. Что обман раскроется, они не боялись. Уже завтра оба планировали смыться в Турцию, где их кореш открыл ресторан для отечественных туристов. Там Бумбараш и Горелый войдут в долю – на те бабки, которые им губернатор отвалит. А когда он просечет, что просчитался, будет поздно. Вот почему настроение у братков было приподнятое. Они завязывали с прошлой жизнью, завязывали красиво и чисто. Авось на том свете им зачтется, что четыре души не загубили. Могли и должны были, но не стали.
Закончив разговор, Бумбараш торжествующе посмотрел на кореша:
– Все. Купился.
– Поверил? – уточнил Горелый.
– Как последний лох. Так он лох и есть.
– Это Никодеев нас заказал? – тихо спросила Алена из своего угла.
Бандиты, забывшие о ее существовании, уставились на нее.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – сказал Бумбараш.
– Но не тем холодным сном могилы
[9], – добавил Горелый, обнаруживая знание классической поэзии.
– Недавно он узнал, что я его дочь, – сказала Алена.
– Хреновый у тебя папаша, – посочувствовал Горелый.
– Ну ничего, – успокоил Бумбараш, – зато матушка правильная. Вам всем спрятаться надо на время. У губернатора длинные руки.
– Вы меня отпустите?
Алена с надеждой посмотрела на одного, потом на другого.
– Отпустим, – кивнул Бумбараш. – Через час.
– Почему не сразу?
– Никодеев бабки пообещал прислать. Сюда. Заберем и распрощаемся.
– Зачем я вам?
– На всякий случай, – ответил Горелый. – Не бойся, не обидим.
– Все будет путем, – поддержал его Бумбараш.
Он очень и очень ошибался. Ничто не могло идти «путем», потому что Никодеев, пролив скупую мужскую слезу, уже отдал распоряжение командиру спецназа уничтожить банду рэкетиров, засевших в деревне Сосновка. «Не щадите извергов, – сурово произнес он в качестве напутствия. – Они заложников не пожалели, и вы их тоже не жалейте. Никаких пленных, никаких переговоров. В том доме уже четыре трупа. Один из них принадлежит двенадцатилетней девочке, сироте Насте Карташовой. И еще погибли две женщины, молодая и старая. И храбрый мужчина, пытавшийся их спасти. Поэтому не церемоньтесь там. Бейте из автоматов, закидывайте гранатами, хоть бомбу бросайте».
Спецназовцы прониклись. Сорок пять минут спустя дом был оцеплен – мышь не выскользнет. Наблюдатель сообщил, что видит одного бандита, вышедшего на крыльцо помочиться с пистолетом за поясом.
И понеслась душа в рай!
А пока шла перестрелка, Никодеев ждал поблизости, чтобы потом, когда все будет кончено, собственными глазами увидеть мертвые тела Лунева, Карташовой, Колесниковой и ее матери, так некстати вспомнившей молодость. Как была деревенской дурехой, так и осталась. И братки недалеко от нее ушли. На что они рассчитывали? Что им отвалят хренову кучу денег и отпустят? Как дети, ей-богу. Не знают, как в этом мире все устроено? Выживает сильнейший. Выживает подлейший. Выживает тот, кто не останавливается ни перед чем!
Бумбараш, получивший по пуле в печень, ногу и левое плечо, не имел ни малейших шансов выжить. Он не был ни подлейшим, ни сильнейшим. Он оглох от взрывов и почти ничего не видел. Кровь лилась из его глаз и ушей. Он пытался кричать, что сдается, что готов бросить оружие, но никто его не слушал. Эти парни в черных касках и бронежилетах приехали, чтобы убить его. Они не собирались вести переговоры, они не пытались освободить заложницу, они не предлагали выходить с поднятыми руками. Это был расстрел. Мочилово. Гасилово.
– У тебя есть обойма, Бумба? – завопил из сеней Горелый. – Бросай сюда! У меня голяк!
Он еще на что-то надеялся. С перебитыми ногами и вытекшим глазом. Бумбараш закатился истерическим хохотом. Он продолжал смеяться, когда в окна со всех сторон вломились спецназовцы, похожие на черных рыцарей. Один из них спрыгнул прямо на грудь Алены, сломав ей несколько ребер, но она ничего не почувствовала. Тому мясному манекену, который валялся на полу, было все равно.
