Девушка смутилась и замолчала.
Тэруко неприятно кольнуло нежелание фрейлины признавать ее императрицей, но она решила сейчас ничего не говорить. Ясно же, что Миако ничего не решает, и вряд ли, когда она станет женой Такухати, что-то изменится.
— Вы хотите клятву на крови, принцесса?
— Мне достаточно вашего слова. Вы даете его?
Он снова усмехнулся:
— Даю. А теперь несите тушь и бумагу. Я буду диктовать.
От этого властного тона Тэруко захотелось зашипеть подобно дикой кошке. Она выпятила подбородок и демонстративно сложила руки на груди, показывая, что не собирается выполнять приказ.
— Думаю, вы и сами способны это сделать. Принцесса Риндзин не служанка!
Глаза Такухати нехорошо сузились, но прежде чем он успел что-то ответить, его невеста сорвалась с места и со словами «я сейчас принесу!» метнулась в другую комнату.
Пока ее не было, принцесса играла в гляделки с генералом и все больше убеждалась в том, насколько далеки от реальности были ее девичьи грезы.
Акио Такухати подавлял. Он словно занимал собой всю комнату, не оставлял другим свободного пространства, не признавал чужого права действовать и думать иначе. Для Тэруко, с детства яростно отстаивавшей свою индивидуальность, эти повадки были как красная тряпка для быка.
Принцесса вдруг поняла, что стоит, в то время как генерал и не пытался подняться. Сидит, развалясь, как будто он тут самый главный! Она сердито фыркнула и тоже села, изящно опустившись на пятки.
Миако вернулась с листом бумаги и письменным прибором. Разложила на полу и подняла вопросительный взгляд на мужчину.
— Бинты, мазь из пчелиного воска, масло чайного дерева, — быстро и четко диктовал он.
Заживляющие средства. Да, ему это нужно. Но он мог объяснить нормально, а не приказывать?
— …и настойка календулы. Кажется, все. — Такухати замолчал и нахмурился.
— Настойка опия, — подсказала Тэруко.
— Никакого опия.
Не хочет обезболивающего? Ну и пусть мучается.
— Впиши одежду и оружие. Вы умеете снимать блокаторы, принцесса?
— Нет.
Женщин редко учат магии, а ее дар с детства был слишком слабым и проявлял себя нерегулярно. Она так и не овладела толком даже своими родовыми способностями, что уж говорить о стабильных заклинаниях на материальных носителях.
— Так и думал. — Он повернулся к невесте, и взгляд его потеплел. — Закончила?
— Да. — Миако подула на лист и помахала им в воздухе. — Сейчас высохнет.
— Отдай ей.
Получив листок, принцесса уставилась на стройные столбики иероглифов. Что она должна с этим делать?
— Это то, что вы принесете мне, — подсказал Такухати снова своим отвратительным повелительным тоном. — И что-нибудь из еды. С мясом.
Нет, ну какой наглец! Тэруко еле сдержалась, чтобы не возмутиться вслух. Ее новый союзник был совершенно прав, он не просил ничего исключительного или невозможного, но форма, в которой была высказана просьба! Да какая просьба — приказ! Разве так разговаривают со своим будущим сюзереном?
— Я не смогу достать катану, — вместо этого заметила она, стараясь говорить спокойно и ровно. — Фамильные мечи не валяются на дороге.
— Принесите что угодно. Любое оружие.
— Ты же на ногах не стоишь, — нежно и грустно заметила Миако. И принцесса только теперь подумала, что это демонстративное нежелание вставать, так возмущавшее ее во время разговора, могло быть вовсе не попыткой унизить ее, а простым проявлением слабости.
Мысль о том, что она все же смогла вывести из строя Ледяного Беркута во время их краткой борьбы, заставила Тэруко горделиво выпрямиться.
Он чуть улыбнулся своей невесте:
— Завтра будет лучше.
Фрейлина осторожно положила ладошку ему на плечо. Туда, где кожа была не обожжена.
— И пальцы у тебя не гнутся.
В ответ Акио не вспылил, как ожидала принцесса. Он осторожно накрыл руку девушки своей рукой, чуть сжал, поднес к губам и поцеловал в центр раскрытой ладони.
— Видишь — гнутся. Не спорь со мной, лучшая ученица.
В ответной улыбке, которую Миако подарила ему, было столько любви и восхищения, что принцесса остро почувствовала себя лишней.
Как странно было наблюдать за ними. Когда Ледяной Беркут смотрел на свою невесту, его лицо менялось — становилось мягче, человечнее. А во взгляде Миако, обращенном к нему, светилось столько всего: тревога, обожание, безграничная вера…
Конечно! Такухати и нужна такая. Чтобы смотрела снизу вверх и говорила только «как прикажете, мой господин».
Тэруко сжала кулаки до боли и поняла, что завидует.
Нет, она уже поняла, что ошибалась насчет Акио Такухати. Жесткий, властный и подавляющий, он ничем не походил на благородного воина ее грез. Тэруко совсем не хотела его внимания, страшно подумать, как жить с таким человеком. Беспрестанная война за право быть собой — каждый день, каждую минуту.
Но как она завидовала тому неуловимому, невысказанному, что объединяло их — измученного взрослого мужчину и склонившуюся над ним девушку! Тому трепету и свету, разделенной нежности и близости, которые ощущали между ними.
Будет ли когда-нибудь в жизни Тэруко подобное?
Пока Мия расставляла принесенные принцессой пузырьки и баночки, Акио успел открыть ближайшую и зачерпнуть немного мази. Девушка обернулась и укоризненно свела брови.
— Давай я.
— Не нужно.
— Пожалуйста. Я хочу позаботиться о тебе.
— Я же сказал — не нужно, — с раздражением отрезал даймё.
Стало обидно до слез, но Мия проглотила эту обиду и спросила:
— Почему?
— Потому что я и сам могу это сделать.
— Но я хочу! Пожалуйста! И как ты будешь сам себя бинтовать? Это же просто нелепо! Позволь мне, я буду делать все, как ты скажешь.
Он посмотрел на нее и сдался:
— Ладно, только не плачь.
Под его руководством Мия смазывала ожоги. Затем срезала заскорузлые, присохшие бинты на пальцах, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Помогла лишь мысль, что, если она сейчас начнет реветь, Акио ее точно выгонит и будет мучиться один, пытаясь сам себя перебинтовать такими руками.
Даймё выносил процедуру стоически, только иногда тяжело выдыхал сквозь зубы. Мия всякий раз пугалась и косилась на него, а он в ответ раздраженно закатывал глаза. Для Ледяного Беркута, привыкшего к своему физическому превосходству, телесная немощь была унизительна. Любое напоминание о ней выводило Акио из себя.
Когда они закончили с перевязкой, Акио откинулся на подушки и долго лежал без движения. Мия робко пристроилась рядом, не решаясь докучать ему. Она чувствовала себя одновременно невероятно счастливой, оттого что он рядом и в безопасности, и в то же самое время ужасно несчастной, потому что отчаянно, всем сердцем жаждала помочь, но не знала как.
