Акио моргнул. Заключение и пытки превратили его в тряпку, даже такое ничтожное усилие, как подъем наверх по тайному ходу, пробежка и короткая схватка вымотали настолько, что глаза сами закрывались.
Но он не хотел засыпать. Впервые за очень долгий срок Акио не пытался сбежать от реальности в сон. Напротив, цеплялся за нее всеми силами.
Мия рядом, и надо бы отругать ее за упрямство, за то, что не послушалась, полезла в самую пасть ядовитой гадины. Но так хорошо лежать на чистых простынях. Без ожидания боли. Без страха за близких. Рядом с любимой женщиной.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И слишком драгоценны эти мгновения, чтобы тратить их на сон.
— Поцелуй меня, — тихо попросил Акио.
Она склонилась ниже, взяла его лицо в ладони. Самые прекрасные глаза на свете — темные, блестящие, полные тайного огня — смотрели на него сверху с заботой и тревогой. Аккуратно, чтобы не задеть случайно рану, опустила голову и коснулась губами губ.
Мия была очень осторожна. Только поцелуй, без объятий. Лишь ласка дыханием, прикосновения прохладных нежных губ, проникновение — такое осторожное и робкое. А потом еще и еще — все более дерзкое, игривое.
Отросшие за время заключения усы и борода кололись, и это было немного непривычно, странно, но даже приятно. Акио уступил ей инициативу, только отвечал, и это тоже было непривычно, но приятно.
Мия сама прервала поцелуй.
— Сбежать хочешь?
— Нет!
Она бы не ушла, даже если бы Акио ее гнал. Сердце рвалось на части от любви, нежности и желания помочь, поддержать его — такого неуступчивого, упрямого, не умеющего принимать чужую заботу.
— Я бы с тобой всю ночь целовалась. Просто тебе нужно выспаться.
— Мне нужна ты.
— И еще я боюсь сделать тебе больно.
— Не бойся. — Он положил руку ей на затылок, заставляя опустить голову ниже, прошептал в полураскрытые губы: — Будем целоваться всю ночь, да.
И снова поцелуи — то бережные и нежные, то торопливые, жадные, почти грубые. Как мало только их одних, без возможности обнять, прижаться, замереть в кольце сильных рук.
Потом они просто лежали рядом, так близко, как только было можно, не касаясь друг друга. Лежали, не отрывая взгляда, и говорили. Вспоминали прошлое, делились любимыми вещами. Такими незначительными для всех прочих людей, но важными для них двоих.
— Когда ты впервые поцеловался?
— В двенадцать лет.
— А я — в шестнадцать.
— Я помню.
Мия вздохнула. Она нисколечко не жалела о своем малом опыте с мужчинами. Но Акио знает, умеет и испытал так много всего, а она — нет. Не станет ли ему однажды скучно с Мией?
И еще один вопрос тревожил ее уже давно.
— А когда у тебя была первая женщина?
— В четырнадцать. Отец застал меня, когда я тискал служанку, сказал, что я уже взрослый, и отвел в чайный домик.
— Она была гейшей?
— Да.
Сердце кольнула ревность — глупая и смешная. Как можно ревновать к тому, что было шестнадцать лет назад? Понятно, что за эти годы у Акио были женщины, много женщин. Опытных, умеющих ублажить мужчину куда лучше, чем Мия. Что такое все уроки школы по сравнению с практикой?
— И тебе… тебе было хорошо с ней?
Он рассмеялся и покачал головой.
— Зачем тебе это?
Под его понимающим взглядом девушка покраснела.
— Просто любопытно.
— Потом будешь ревновать.
— Не буду… не знаю.
— Будешь. — Он поцеловал прядь ее волос. — Мне ни с одной женщиной не было так хорошо, как с тобой, Мия.
Она вспыхнула от стыда и удовольствия. И поспешила сменить тему:
— Зачем ты обманул принцессу?
При напоминании о договоре с Тэруко вид у Акио стал довольный, как у скогтившего птичку кота.
— Не обманул. Я действительно сделаю все, чтобы вернуть династии Риндзин трон.
— Она не это имела в виду. — Мия тоже улыбнулась, не в силах устоять перед его радостью.
— Жалеешь ее, лучшая ученица?
— Немного, — призналась Мия. — Она — моя сестра. У меня никогда не было сестры.
— Трон — твое наследие. Ты не сможешь отдать его сестре.
— Я знаю.
Акио поднял руку и медленно провел пальцами от скулы к губам. Мия потерлась щекой о мужскую ладонь. Взгляд упал на его запястье. Бинты под браслетами-блокаторами пропитались кровью. Снова захотелось расплакаться.
— Почему они не заживают?
Стесанная кожа под браслетами выглядела ужасно. Хуже чем ожоги — тем по виду было уже несколько месяцев.
— Так и должно быть. Это — блокаторы, проклятый металл. — Даймё вгляделся в ее лицо и нахмурился. — Прекрати!
— Что прекратить?
— Реветь. Лучше поцелуй.
Она послушалась, пытаясь в поцелуе выразить любовь, нежность и страх за своего мужчину. Оторвалась от него, задыхаясь, и потребовала:
— Обещай, что с тобой все будет хорошо.
— Обещаю.
— Обещай, что не станешь зря рисковать.
Акио усмехнулся:
— Зря — не буду. А ты обещай, что не будешь плакать.
— Я… — Мия сглотнула, — не буду. Обещаю! — И тут же в нарушение обещания всхлипнула. — Я так за тебя боюсь!
Вытянув перед собой руку, младший из принцев Аль Самхан придирчиво разглядывал свежий маникюр. Свет переливался на бирюзовом покрытии, играл на золотой пыльце, добавленной для пущей красоты и эффекта.
Звук открывшейся двери заставил его прервать это увлекательное занятие. Мин поднялся, неспешно приветствуя женщину, и расправил веер — бирюзовый с золотом, в тон лаку.
— Матушка! Как здоровье отца?
Женщина аккуратно прикрыла за собой дверь и покачала головой:
— Императору все хуже. Лекари запретили волновать его. Любая неожиданная новость может оказаться смертельной.
— О, — сказал Мин, прикрывая улыбку веером. — Например, печальные вести из Оясимы?
Сунан подошла к младшему сыну, смахнула несуществующую пылинку с его плеча и ласково взглянула в глаза.
— Например, — подтвердила она негромко, — если вдруг окажется, что ненаследный принц на своей свадьбе превратился в демона и уничтожил свою невесту, а заодно сёгуна и всю высшую знать Оясимы, это до смерти расстроит его величество.
— Такая новость кого угодно расстроит. — Мин тихонько засмеялся, все так же прикрывая лицо веером. — К счастью, ненаследный принц полностью контролирует своего демона, не так ли, матушка?
