Комната, в которую они пришли, была обставлена столь же кричаще и вульгарно. Несколько мгновений Тэруко рассматривала деревянную подставку с выстроившимися в ряд стручками разной длины и толщины, выточенными из нефрита. Самый маленький чуть превышал длину указательного пальца, в то время как самый большой был длиной почти с три ладони.
Внезапно девушка поняла, что именно изображают эти стручки. Залившись краской, принцесса отвернулась и уставилась на застеленный алым бельем матрас и таз с водой у постели.
— Раздевайся, — скомандовал Джин.
Казалось, покраснеть еще гуще невозможно, но Тэруко вспыхнула, по цвету почти сравнявшись с бельем, и отшатнулась. Ладонь легла на рукоять катаны, и это движение отозвалось болью в раненой руке.
— 3-зачем?
Он закатил глаза:
— Собираюсь жестоко насиловать тебя подручными средствами. Для того сюда и заманил. Ты это хотела услышать?
— Не надо издеваться. — У Тэруко задрожали губы.
Она и так из последних сил сдерживалась, чтобы не впасть в истерику, как впечатлительная изнеженная дурочка. Только присутствие Джина удерживало девушку от рыданий, ей не хотелось проявлять слабость у него на глазах.
Принц вздохнул:
— Хочу осмотреть твою рану и перевязать.
— Прости.
Смущаясь под его взглядом и путаясь в завязках, она начала раздеваться. Правая рука почти не слушалась, Тэруко терзала завязки куртки пальцами левой, и ей хотелось разреветься от беспомощной злости.
— Давай помогу.
Он шагнул к ней, и девушка почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Чтобы не упасть, она оперлась о стену и, тяжело дыша, смотрела, как его пальцы ловко справляются с узлом на поясе.
Тэруко не хотела признаваться, но она чувствовала себя совсем потерянной и слабой. Несмотря на всю свою самоуверенность, принцесса не была готова к подобному испытанию. Она никогда раньше не сражалась в настоящем бою, ее никогда не били.
И она никогда не раздевалась перед мужчиной.
Джин снял с нее куртку и потянулся к нижней рубахе. Тэруко протестующе пискнула, зажмурилась и вскинула руки.
— Это тоже нужно снять.
Она сглотнула и замотала головой.
— Я все понимаю, — в его голосе снова прорезались знакомые Тэруко насмешливые нотки, — но о девичьей стыдливости стоило подумать до того, как входить в «квартал ив и цветов».
— Снимайте, — выдавила девушка и открыла глаза.
Джин высвободил край тонкой рубашки из брюк — аккуратно, не позволяя себе лишнего прикосновения или слишком наглого взгляда, распахнул, обнажая туго забинтованную грудь. Должно быть, это зрелище было самханцу в новинку, потому что его брови выразительно взмыли вверх. Тэруко сердито закусила губу и посмотрела ему прямо в глаза, но он не стал по своему обыкновению насмешничать. Промолчал.
И все равно девушка умирала от смущения. Ей было жарко, сердце то замирало, то начинало колотиться с нечеловеческой силой, даже боль в раненой руке почти не ощущалась.
Никогда в жизни Тэруко не чувствовала себя такой беззащитной. То, что происходило сейчас, было вопиющим нарушением всех мыслимых и немыслимых норм и правил этикета. Впервые мужчина видел ее без одежды, прикасался к ней. Больше всего на свете ей хотелось сейчас зажмуриться, спрятаться в себя, сбежать от этой ситуации, невыносимого чувства неловкости и странного возбуждения, которые она ощущала.
Но принцесса не привыкла бегать от трудностей.
Она покорно повернулась, помогая ему избавить ее от остатков одежды. При виде кровоподтеков от камней на ее теле Джин нахмурился.
— Били?
— Кидали камни.
— Еще где-нибудь раны есть?
Девушка побледнела, представив, как он сейчас заставит ее снять хакама, и отчаянно замотала головой.
Он вздохнул.
— Хватит шарахаться. Я не собираюсь раздевать тебя дальше. Сядь! — Тяжелые и теплые ладони легли на плечи, чуть подтолкнули Тэруко в сторону постели. Она послушно опустилась на футон.
Джин оценивающе осмотрел нижнюю рубаху, потом достал кинжал и в два движения отсек у нее рукав. Смочив тряпицу в тазу, он аккуратно прошелся влажной тканью по коже, смывая кровь и грязь. Тэруко следила за его действиями с отстраненным любопытством.
Рана оказалась вовсе не так ужасна. Порез был чистым и не затронул крупных артерий, и кровь уже почти не текла. Но притихшая было боль снова вернулась, вцепилась в руку, терзая ее железными клыками.
— Царапина, — отозвался на ее мысли Джин. — Я зашью и забинтую. Через пару дней заживет.
И ушел, прежде чем Тэруко успела что-то сказать. Оставил ее в одиночестве, полураздетой в этой странной комнате, на постели, застеленной вызывающе алым бельем.
Принцессе было больно, страшно и очень плохо. Кроме того, поражение в битве ударило по ее вере в себя. Тэруко привыкла думать, что она совсем не похожа на других женщин, те — слабые, изнеженные — постоянно нуждались в мужской защите, а принцесса гордилась, что способна постоять за себя и сама о себе позаботиться.
И вот первая же серьезная стычка показала, чего стоит все ее хваленое умение. Потому что одно дело побеждать в додзё, где достаточно места, прекрасное освещение, да и само поражение грозит максимум выволочкой от учителя. И совсем другое — стоять в одиночку в тесном переулке ночью против своры пьяных озверевших мужиков.
К такому Тэруко никогда не готовили.
Слезы подкатывали неудержимо, уход Джина стал последней каплей, прорвавшей плотину ее самообладания. Девушка уткнулась лбом в колени и всхлипнула.
— Бинты, — терпеливо повторил Джин, доставая кошелек. — Самое крепкое саке — такое, чтобы горело. Иглы, шелковые нитки, заживляющая мазь. И как можно скорее.
«Матушка» приоткрыла рот и недоуменно хлопнула ресницами.
— Зачем?
— Мой младший брат пришел сегодня сюда, вопреки отцовскому запрету. — Джин ослепительно улыбнулся и продемонстрировал серебряную монету. — И сразу же умудрился нарваться на ссору. Нужно зашить его рану.
Статус самурая позволял не вдаваться в объяснения, но Джин никогда не относился к слугам и простолюдинам, как к бессловесной скотине. Весь его опыт говорил — разъяснить человеку, что и зачем нужно сделать, эффективнее, чем просто орать и отдавать приказы.
Лицо женщины разгладилось. Только боги знают, что подумала «матушка», когда к ней явился самурай в сопровождении юноши и потребовал комнату для них двоих, и чтобы никаких женщин. Теперь же история обрела логичное и понятное объяснение.
Женщина кивнула и исчезла где-то в глубинах дома. Чтобы не стоять, привлекая к себе лишнее внимание, Джин опустился на подушки. Почти сразу подплыла подавальщица с кувшинчиком саке — немолодая и не слишком-то привлекательная. Он отрицательно покачал головой.
