Дождь сменился туманом. Лето близилось к концу, Ис погрузился во влажный туман, настали холода, и, казалось, что им не будет конца. Квинипилис дрожала от холода, хотя в комнате было довольно жарко. Сестры укутали ее одеялами из овечьей шерсти и растирали ей руки и ноги — нежно и осторожно. Они принесли ей суп, приподняли ее и накормили с ложки.
Иннилис, по ее просьбе, играла ей на арфе и флейте и пела веселые песни. Бодилис перевела на исанский несколько стихов Сафо — Квинипилис всегда восхищалась ее поэзией. Когда ей становилось лучше, она просила перевести ей что-нибудь с греческого на латынь и исанский: из Гомера или Вергилия, из Эсхила или Еврипида, комедии Филемона и Плавта, или (с вульгарной ухмылкой) самые непристойные отрывки из Аристофана и Катулла. Пару раз она зачитывала по памяти отрывки на галльском и саксонском.
Конец приближался. Вскоре она погрузилась в свои мысли и воспоминания.
На девятое утро она сказала Фенналис, которая за ней присматривала:
— Позови остальных сестер.
— Нет, зачем себя изнурять? Я едва могу расслышать твой голос, хотя ты всю ночь крепко спала. Побереги себя, и ты скоро поправишься.
Она нахмурилась и сказала, уже громче:
— Перестань. Я в своем уме и понимаю, что умирающие не поправляются. — Она вдруг рассмеялась: — Я хочу побыть со всеми вами, пока меня не увезли на дребезжащей повозке. Позаботьтесь, чтобы она не развалилась по дороге.
— Я не могу их позвать, это тебя убьет.
— Еще день или два, и все будет кончено. — Квинипилис замолчала, чтобы перевести дыхание. Она теребила пальцами одеяло. — Фенналис, заклинаю тебя… позови всех…
Седовласая женщина поколебалась, словно борясь с собой, затем кивнула, закусила губу, чтобы она не дрожала, и поспешно вышла.
У изголовья кровати, на которой лежала умирающая, собрались все, кроме Гвилвилис, которая был на ночной службе. Форсквилис, являвшаяся верховной жрицей, пришла прямо их храма Белисамы. На ней было голубое платье и белый платок. Иннилис держалась за руку Виндилис, как ребенок за мать. Малдунилис плакала, едва подавляя рыдания. Ланарвилис держалась стоически. Бодилис поцеловала Квинипилис в губы и отошла. Фенналис поправила подушку, дала Квинипилис отвар из наперстянки, коры ивы и трав и держала чашу, пока та его не выпила.
Дыхание Квинипилис участилось и сделалось хриплым. Никто не проронил ни звука. Из-за тумана за окнами ничего не было видно. Свечи еле-еле освещали комнату, в углах притаился мрак. Четко были видны лишь очертания вазы, в которой стояли астры и лесной папоротник; на полках — игрушки, в которые играли ее дочери, когда были маленькими; на стене висел меч короля Вулфгара — ее первого мужчины; в нише рядом со свечками стояла статуэтка Белисамы в виде молодой женщины с ребенком. Нависла зловещая тишина.
Восковые щеки Квинипилис порозовели. Взгляд ее прояснился. Когда она заговорила, голос звучал вполне отчетливо:
— Здравствуйте. Спасибо, что пришли.
— Как мы могли не прийти, ведь ты наша мать, — ответила Виндилис.
— Я позвала вас, чтобы попрощаться. — Спокойно проговорила Квинипилис. Она подняла руку, чтобы предотвратить протестующие возгласы. — Нет, у нас осталось мало времени. Не будем тратить его на глупости. Я готова обрести вечный покой. Но сначала я должна вам кое-что сказать… вернее, оставить.
— Тихо, — обратилась к сестрам Форсквилис. — На нее снизошел дух.
Квинипилис покачала головой и попыталась улыбнуться.
— Ты заблуждаешься, моя дорогая. Это не дух, а старая сварливая женщина, она пришла за мной. — Она снова стала серьезной. — Я лежу здесь, тихо и спокойно, между жизнью и смертью и чувствую, как время ускользает от меня.
— Ты хочешь знать, кого боги выберут царствовать после тебя? — спросила Форсквилис.
Квинипилис вздохнула.
— Да. Я ухожу спокойно. Мне бы хотелось еще остаться, увидеть, как наступит лето, как вырастут дети. Но я должна уйти сейчас. Единственное, что меня тревожит, это то, что боги не благоволят к нашему королю.
— Нет! — перебила ее Бодилис. — Если они и гневаются, то лишь потому, что им не приносят жертвы. Они не должны его покарать.
Квинипилис закрыла глаза. Силы, которые вернул ей отвар, иссякли.
— Вы так считаете?
— Возможно, — медленно проговорила Ланарвилис. — После его возвращения этот год был самым тяжелым для Иса. Из-за кровопролитных нашествий варваров и грозящего голода империя пришла в упадок. Император вернул ей покой, но победители с радостью уничтожат Ис. Кто сможет спасти Грациллония? Никто, даже этот Руфиний, который должен был умереть в Лесу. Все в руках богов.
— Пока — да, — прошептала Форсквилис. Квинипилис снова открыла глаза.
— Так я и думала, — сказал она. — Мне тоже казалось, что они не покарают его, но постараются его усмирить; и если им это не удастся, его ждет жестокая расправа. Он хороший человек…
— Вчера он был у меня, — сказала Бодилис. — Он как раз вернулся от тебя, и у него были полные глаза слез.
— Берегите его, сестры, — взмолилась Квинипилис. — Что бы ни случилось, не покидайте его.
— Мы никогда этого не сделаем, — сказала Виндилис.
— Мы будем о нем заботиться, — проговорила Малдунилис, — мы сделали его королем. Разве может быть кто-то лучше его? Нет!
Фенналис хотела ответить, но передумала.
— Помогите ему, — сказала им Квинипилис. — Обещайте, что вы ему поможете. Поклянитесь мне.
— Клянусь тремя богами, — сказала Бодилис. Виндилис сжала губы, затем подняла руки и воскликнула:
— Подождите! Мне трудно это говорить, но мы не можем знать наперед…
Квинипилис захрипела и упала на подушки. Глаза у нее закатились. Дыхание стало быстрым, как волны между рифами, на губах выступила пена, и она ушла в небытие.
— О, боги, нет! — закричала Фенналис. Она бросилась к кровати и стала убирать пену с губ Квинипилис, чтобы та могла дышать.
— Квинипилис, дорогая Квинипилис, ты слышишь меня?
Ей ответил только ветер.
Все было кончено. Фенналис поднялась. Она сделала знак Виндилис. Та подошла, сложила руки усопшей, подвязала ей подбородок и закрыла глаза.
II
Туман не добрался до внутренней части страны. В Нимфеум после обильных дождей с подъемом глубинных вод пришло тепло. Леса у подножий гор засверкали зеленью, переливаясь разными оттенками. В озере, поблескивающем посреди залитой солнечным светом низины, отражались белоснежные облака. Ручейки, журча и переливаясь, сбегались в сверкающее озеро. В тени лип, над священным источником, загадочно улыбалась с иконы Белисама.
Приближался день осеннего равноденствия. Около полудня из колоннады вышли весталки в белых одеждах. Юные босоногие девы с распущенными волосами восходили к роду исанских королев; они стали жрицами всего три года назад. Девственниц вела женщина постарше; несколько лет назад она овдовела и вернулась в храм, став младшей жрицей.
