Дахут остановилась и сняла сандалии. Босоногая, она ступила на бревна. Ветер трепал ее волосы. Она сложила руки и поднесла ко рту.
— О-о, о-о, — позвала она. — Плыви ко мне, плыви ко мне!
Вдали показалась тень и быстро поплыла к ней. Это был огромный золотисто-коричневый, большеглазый тюлень.
— Здравствуй, спасибо, что пришла, — закричала Дахут, и слезы хлынули у нее из глаз.
Она присела на корточки и ухватилась за что-то, торчавшее из воды. Это были две широкие, выжженные солнцем, гладко обструганные доски, скрепленные крест-накрест ржавыми гвоздями — обломки палубы затонувшего корабля.
Тюлень подплыл к берегу, выскользнул из воды и взобрался на бревна. Дахут обвила руками его шею. Животное дышало сильно, как солдатская труба, но запах был не зловонным. Неважно, что оно было мокрым, Дахут было приятно лежать около этого теплого и гладкого тюленя, обнявшего ее своими ластами. Животное обнюхало ее, легко кольнув жесткими усами, поцеловало языком, и издало низкий гортанный звук.
— О-о, я видела похоронную лодку. Они такие страшные, их съедят морские угри, и меня тоже, как мою маму, которая, как сказал отец, была очень красивая. О-о, они за мной приходили во сне. Мне показалось, что среди них была моя мама.
Тюлень подвинулся к ней ближе.
— Нет? — прошептала Дахут. — Не совсем? Никогда?
Тюлень посмотрел вдаль и подвинулся, чтобы показать это девочке.
— Папа рассказывал мне об одуванчиках…
Сверкнули крылья зависшей над ними чайки. Ее крики были похожи на смех.
— Да, ракушки на берегу, водоросли, морские звезды, но они вернутся, они все вернутся.
Море уже не рычало, оно пело. Дахут утроилась поудобнее. Здесь, укрытая от ветра, она уснула крепким сном.
— Они вернутся. Все возвращается… — Тюлень замурлыкал тише.
— Ты моя…
Спи спокойно, дорогая. Впереди нас океан.
Нежным, ласковым, заботливым кажется он нам.
И его несет по свету, шум от ветра, как хорал.
На волнах больших прибоя к дому
и родным местам.
А из бездны, что темнеет, поднимается волна.
Она страстная, соленая и бурлит, как кровь твоя.
Не коснутся тебя беды,
жизнь хранит тебя всегда.
Волн твоих больших надежды отправляются
в моря.
Глава двенадцатая
I
Звали его Флавий Стилихон. Его отец был вандалом, который вступил в императорскую армию и дослужился до командира. Стилихон тоже стал солдатом, поднимаясь все выше и выше, пока не оказался самым могущественным за многие поколения римским генералом. Его власть распространилась на все государство. После военных и дипломатических подвигов в Персии и Фракии он двинулся на север — против варваров. Во время британской кампании они складывали тела саксов, пиктов и скоттов в стога и сжигали, а оставшихся в живых отправляли домой.
В ту весну Вайл Мак-Карбри отправился по морю к устью Сабрины, вдоль Силурского побережья. К удивлению скоттов, вышедшая из Иска Силурума обновленная римская армия основательно сократила их численность, остальные — разбежались. Огромной армии Вайла удалось сохранить добычу от городских воров, а также от пленных. Среди них был юноша лет шестнадцати, звавшийся Сукат.
Галлия обеднела. Арморика охраняла свои границы, протянувшиеся до самого Иса. Ни один эриец в здравом уме туда не пошел бы, если только он был не мирным торговцем.
Вайл разыскал Ниалла Мак-Эохайда, короля Темира, и сообщил ему неприятные известия. В отличие от большинства военачальников он не пришел в ярость. Жизнь научила его терпению. Хотя его виски посеребрило время, но ум оставался таким же острым, как и его меч. Он принял в подарок от Вайла часть награбленной добычи и, в свою очередь, щедро отблагодарил его.
— Вы очень великодушны, господин, — сказал капитан.
Ниалл рассмеялся.
— Нет, — ответил он. — Римлянам надо просто дождаться своего часа. Я годами собирал свою армию. Мы будем укрепляться и впредь, чтобы память о нас осталась навечно.
Он надеялся найти поддержку у сородичей из Кондахта. Один из них, король туатов Милху с западного побережья, случайно заехал к нему. Когда он собрался домой, среди даров оказался раб Сукат, которого Вайл подарил Ниаллу.
Союз был заключен быстро. Война между северными уладами и южными с западными фири из Кондахта длилась с древних времен, когда Ку Куланни оттеснил войска королевы Медб, а сразу после покорения детей Дану сыновья Ира и Ибера развязали настоящую борьбу. Будучи по происхождению кондахтанцами, потомки короля, правившие туатами из Миды, унаследовали и междоусобную войну.
Такими же надменными, как и их предки, были и короли, собравшиеся в Эмайн-Махе. Старший из них являлся потомком Конкабара Мак-Несса, младшие происходили от воинов Красной Ветви, то есть от землевладельческой знати.
Между Койкет-н-Уладом и Мидой жили смирные народы, которые платили им дань. Улады сами установили над ними господство, но презирали жителей, называя их просто круфинами, или откровенно фири болгами, обложили их непосильным оброком, лишив всех прав. Чаще всего бедняки пытались добиться справедливости, голодая у дома богача. Иногда ответчика, чья упитанная плоть могла выдержать голод больше дня, не удавалось устыдить, и изможденные люди либо сдавались, либо умирали.
Таким образом, когда громыхающие колесницы Ниалла и его сыновей отправились на север, победа уже махала им своим крылом. По пути им попалось несколько земляных укреплений. Вражеские военачальники сражались храбро, но многие их солдаты, особенно из числа рабов, струсили и бежали. Немногочисленное подкрепление от короля Эмайн-Махи прибыло слишком поздно. В конце второго лета войны Ниалл одержал победу и дошел до реки Шинанд, почти до уладских земель. Побежденные короли присягнули ему на верность. Он взял их в заложники и отправился домой.
Он решил выждать и посмотреть, что произойдет в Эриу и за морем, а потом двинулся дальше. Предпринимать что-либо было безрассудно. То, что он получил, обещало благополучие, власть, славу, но также непредвиденные неприятности. Он стал не только владельцем распаханных земель, лугов, рек, кишащих осетрами, богатых лесов, золота, оружия, людей. Теперь он был хозяином Маг Слехта — святейшего места во всей Эриу. Ему следовало соблюдать осторожность, чтобы не накликать на себя гнев богов или их многочисленных жрецов.
II
Летели месяцы, прошла зима, за ней — осень, наступило лето.
Исмунин Сиронай, главный астролог Иса, предсказал через три недели после солнцестояния лунное затмение. За века его халдейские таблицы и формулы в значительной мере дополнили греки и в немалой степени его собственный народ. Королева — хранительница храма Белисамы, подготовила специальную ночную службу на Сене, с особыми молитвами, обращенными к луне. У Форсквилис нашлись другие обязанности; она будет читать заклинания и предсказывать. Бодилис собиралась находиться в Звездном Доме.
