Мартин долго молчал. Солнце клонилось к закату, по полу ползали тени. Наконец он пробормотал:
— Я думаю, ты прав. Мне кажется, ты в руках Божьих. Но мы не осмелимся узнать его волю, не помолясь и не предавшись размышлениям. Подожди здесь, сын мой, мы придумаем, что для тебя сделать. Я чувствую, что тебя ждут великие дела, но ты будешь долго к ним готовиться. — Его голос зазвенел: — Если я не ошибаюсь, ты достигнешь больших высот; ты станешь христианским патрицием.
IV
В середине зимы, после солнцестояния, во время ритуалов и праздников собрался Совет. В первую полночь после его окончания Форсквилис отвела Дахут к мысу Ванис.
Было холодно и безветренно. Небо было усеяно звездами, пенилась, как белый, безмолвный призрак, река Тиамат. В лунном свете караульные, охранявшие Северные ворота, узнали под монашеским одеянием лицо Афины. Они отсалютовали.
Женщина с девочкой прошли мимо них и ступили на мост.
Внизу из воды выступали скалы. Вокруг них ревели, наскакивая на стену волны, выбрасывая вверх белые струи. Серая земля покрылась изморозью. На западе слабо мерцал бескрайний иссиня-черный океан. Из-за гор выполз горбатый месяц.
Дойдя до Редонской дороги, Форсквилис и Дахут свернули на север и миновали мыс. Идти по узкой дорожке, извивавшейся между травой, зарослями чертополоха и большими валунами, было трудно. Дахут споткнулась.
— Я не вижу, куда ступаю, — пожаловалась она. Форсквилис, уверенно продолжавшая путь, тихо ответила:
— Ты останешься одна в темноте.
— Как?
— Тихо. Они могут услышать. Каждое слово вылетает, как крошечный белый призрак, и мгновенно исчезает.
Они продолжили путь. Месяц вскарабкался выше. Блистали звезды. Мороз превратил листья в тени. Кроме шагов и хруста сухих веток не было ни звука, но, приблизившись к северному краю, они услышали нарастающее ворчание моря.
На вершине обрыва показалась лачуга. Веками атаковали ветры ее глиняные стены. Трава и заросли ежевики опутали крепость до самой крыши; деревянные балки сгнили, бут размыло водой; под ней покоились истлевшие кости, которые давно перемешались с землей.
Форсквилис остановилась перед руинами. Отбросив плащ, она, воздев руки к небу, запела, но не на исанском, а на священном пуническом языке основателей:
— Могущественные духи, дремлющие в пучине времени, не гневайтесь. Проснитесь и вспомните. Я, верховная жрица Иштар, привела к вам Дахут, девственницу, которая носит в своем лоне рок. Впустите нас в свои сны.
Море застонало.
Королева повернулась к принцессе.
— Не бойся, — сказала она. — Туда, куда мы сегодня идем, невредимым может войти только бесстрашный.
Дахут выпрямилась. Капюшон соскользнул, обнажив заплетенные в косы волосы, скрепленные серебряной заколкой в виде змеи. Лунный свет посеребрил правую половину ее лица; левая осталась в голубоватой темноте.
— Ты же знаешь, я не боюсь, — ответила она. Форсквилис слабо улыбнулась.
— Да, прекрасно знаю. Добровольно ли ты странствуешь вдоль границ Другого Мира всю свою короткую жизнь или его создания сами нашли тебя — в любом случае, ты ни разу не струсила. Еще до твоего странного рождения боги определили твое предназначение, скрытое от остальных смертных… и, возможно, от них самих. Каждое знамение это доказывает, но ни один знак мы не можем прочитать. Я говорила тебе, на что уповают королевы: что ты, получив древнюю мудрость, которую люди называют колдовством, сможешь найти путь к пониманию своей судьбы и сделать ее не устрашающей, а великолепной. Дахут молча кивнула.
— Это слишком тяжелое бремя для молодой девушки, — сказала Форсквилис. — Однажды галликены получили этот дар; но из поколения в поколение эта сила слабеет. Иногда мы еще можем приказывать стихии, насылать проклятия, благословлять, вызывать странника, предотвращать болезнь и другие беды, облегчать смерть. Но даром целительного прикосновения обладает одна Иннилис; передавать послания, вызывать демонов, соблазнять богов или слышать голоса мертвых могу только я; и этот дар ускользает между пальцев, с каждым годом он все чаще нас подводит. Галликены уже не смогут научить древнему искусству ни весталку, ни новую королеву. Для большинства эти знания будут пугающими, беспокойными и бесполезными. Дай зайцу крылья, и они только потянут вниз, сделав его легкой добычей для волка.
— Его поднимут крылья орла! — вскричала Дахут. — Они подарят ему небо и пищу.
— Хорошо сказано. Я молюсь, чтобы мы в тебе не ошиблись. Но пройдут годы, прежде чем мы сможем сказать это с уверенностью. Эта ночь положит начало раскрытию этой тайны.
Форсквилис указала на земляные укрепления.
— Тебе, как и большинству крестьян, известно, что это замок заблудших, — сказала она. — Ты слышала, что его построили первые галлы. И избегают по одной причине: чтобы не накликать беду, призраков, русалок, которые прячутся в этих глубинах, хотя я не сомневаюсь, что ты, Дахут, хорошо изучила их во время уединенных прогулок. Ты когда-нибудь чувствовала здесь чье-то присутствие?
— Я… не уверена, — прошептала девочка.
— Слушай, что сокрыто в тайных анналах, и храни это в своей груди. Здесь был Каргалвен, воздвигнутый для Таргорикса — первого в наших землях короля. Порабощенные им древние крестьяне восстали против него из-за женщины. Здесь, на мысе Ванис, он их встретил, его неутомимый меч разил их направо и налево, с обрыва в море стекали реки крови. Их трупы лежали здесь ровно год и один день, отравляя воздух и обогащая почву. Когда плоть истлела, Таргорикс разложил скелеты на этом кусочке земли и сказал, что они послужат основанием для его крепости. Не человеческими руками она была построена. Жрец Виндомарикс вызвал из подземного мира гномов и заставил их возвести ее.
Много лет стоял могущественный Каргалвен и столько же царствовал его правитель. Но преследовало его проклятие древних крестьян. Один за другим умерли его сыновья. Последний, самый многообещающий, умер, услышав под обрывом песню. Он посмотрел туда, узрел красивую женщину на скале среди волн, стал спускаться, чтобы с ней познакомиться, оступился и, упав с обрыва, разбился на смерть. Над крепостью раздался ее смех, и она исчезла в пучине вод. Рискуя свернуть шею, его тело подняли. Обезумевший от горя Таргорикс поклялся сам похоронить отрока в сердце Каргалвена. Копая могилу, он натолкнулся на скелет. Между его ребер притаилась гадюка. Спустя несколько часов, ночью, когда поднялась буря, он скончался в страшных мучениях, и людям показалось, что они услышали, как кричит, отлетая, его душа.
Озисмии выбрали новых правителей, которые обосновались внутри страны. Когда пришли карфагенцы, крепость покинули. Но земля, камни, вода все помнят.
Идем.
Форсквилис взяла Дахут за руку и повела ее через ров, сквозь бреши, по развалинам к дальнему кругу.
