— Я сейчас! — крикнула я, выбегая из зала. Пулей взлетела по лестнице и распахнула дверь на балкон.
Руслан даже не успел ничего сказать, я его опередила, со всей дури залепив пощечину. Стало даже как-то полегче. Хотя компенсация собственной наивной глупости путем раздачи пощечин была явно сомнительным средством. Я ведь прекрасно понимала, что сама виновата, мне не раз ведь говорили, что Руслану нельзя доверять. Но то, что позволила себе попасться на его уловки и так по-глупому влюбиться, бесило меня теперь невыносимо. Да, я сама была виновата, но не смогла удержаться от такой пусть маленькой, но все же компенсации морального ущерба.
Глаза Руслана вмиг почернели.
— Можно глупый вопрос, Лагинова? А чем это я заслужил честь очередного прикосновения твоей царственной длани?
Что-либо объяснять ему я не собиралась, но он не дал мне уйти, схватил за руку.
— Карина, я жду, — от его голоса мурашки по коже побежали.
— Оставь меня в покое! — Мои эмоции били через край.
— Да в чем, черт побери, дело?! — взорвался Руслан.
— А ты, конечно же, не понимаешь. — Мои глаза сузились.
— Представь себе, не понимаю, — процедил он сквозь зубы. — Так что уж будь любезна, объясни свою истерику.
— Не собираюсь я тебе ничего объяснять!
Я вырвалась и бегом вернулась в зал. От едва сдерживаемых слез меня трясло. Залпом выпила стакан воды, который протянул мне растерянный Андрей.
— Что с тобой такое?
— Волнуюсь просто, ничего страшного.
— Сейчас будь очень осторожна, малыш, — предупредил меня Андрей, — тебя наверняка постараются убрать из игры. Скорее всего, будет какая-нибудь подстава.
— Но так ведь нечестно. — Я нахмурилась.
— Карин, на игровой площадке такого понятия, как «честность», не знают, — очень серьезно ответил Андрей, — так что будь осторожна.
— Лагинова, — подскочил ко мне закончивший орать на девчонок Саныч, — даже не надейся, что я буду тебя хвалить.
— Я на это не надеюсь, Сан Саныч, не первый день вас знаю, — мрачно ответила я.
— Правильно делаешь, что не надеешься. — Он усмехнулся и серьезно добавил: — Сейчас твоя главная задача — остаться в игре.
— Андрей предупредил меня. — Я кивнула.
— Тебе придется быть внимательной как никогда. Необходимо сохранить создавшееся преимущество и…
— Преимущество? — не поняла я.
— Карин, наша команда, а точнее, ты опережаешь их на два очка. — Андрей улыбнулся.
— Да ты что? Правда, что ли? — изумилась я. Честно говоря, я не слишком следила за счетом.
Прозвучавший свисток послужил сигналом к началу второго тайма.
— Первая школа ведет двадцать шесть против двадцати двух. Тотмина передает пас Сырецкой, Сырецкая делает бросок… Не совсем точный… Перехват — и мяч у Коротковой… — комментировал Ромка. — Но Лагинову еще никто не отменял! Игрок номер пять перехватывает чужой пас и устремляется к кольцу!
Мяч пружинил в моих руках. Злость клокотала со страшной силой. Я ясно чувствовала взгляд Руслана и его ярость, но сама сдержалась и ни разу в сторону балкона не взглянула.
Все перемешалось. Мяч за мячом, пас за пасом. Не будь я настолько разозленной, то давно бы уже сдулась, да и к концу третьего тайма я уже все-таки начала уставать. Не физически, скорее морально.
— Прошло больше половины матча, первая школа лидирует пятьдесят восемь против пятидесяти четырех. На удивление еще до сих пор не скучно, — не унимался Берестнев, руками и ногами отпихивая возмущенно рвущегося к микрофону Прохорова. — Спасибо от меня лично Карине Лагиновой за столь зрелищную игру!
— Пожалуйста, Ром! — Я помахала ему рукой.
Свисток судьи объявил конец очередного тайма.
Я устало села на скамью и уткнулась лбом Андрею в плечо. Он обнял меня.
— Ты как? — подскочил к нам в окружении четырех девиц Саныч.
— Выдыхаюсь, — не стала скрывать.
— Неудивительно, — Андрей вздохнул, — играешь одна против целой команды.
— Деккер, а ты ни про кого больше не забыл? — возмущенно поинтересовалась Вика.
— Тотмина, не визжи у меня над ухом, — скомандовал Саныч. — Ваше дело не путаться у Лагиновой под ногами и отвлекать противника! Все ясно?!
— Ясно, — недовольными голосами протянули девчонки.
Немилосердный свисток опять погнал на площадку.
Четвертый тайм ознаменовался тем, что начались предсказанные Андреем подставы. Не будь у меня такой выработанной реакции, то я бы попалась. Меня грубо пытались сбить с ног, причем таким образом, что падение неминуемо грозило мне как минимум вывихом ноги. Но зато эти покушения добавили мне ярости и сил.
— Трехочковый! — завопил Ромка в восторге. Но из-за взревевшего зала его слов практически не было слышно.
— Так не бывает! — Красный от возмущения Макс все-таки отобрал у Ромки микрофон. — Один человек не может так играть! С этой Лагиновой что-то не чисто! Я требую ее проверки на этот… Как его?… Допинг! И дисквалификацию с площадки! Что за… — он не договорил, послышался звук открывшейся двери.
— Сюда посторонним нельзя! — завопил Прохоров.
— Так мы не посторонние, мы свои, — возразил Олег.
— Авторитетная баскетбольная комиссия, — нагло добавил Вадим.
— Мы тут с вами посидим за компанию. — Эридан был сама вежливость. — Ты же не против?
— Лучше соглашайся! — завопил на фоне Юрец. — А то эта комиссия чересчур авторитетная!
Больше Макса слышно не было. Видимо, присутствие в кабинке милых Паладинов свело на нет все его желание комментировать.
Под восторженный рев зала я подпрыгнула и буквально положила мяч в кольцо.
В команде противника назревала истерика. К концу четвертого тайма разрыв в очках чудом сохранялся. Вдобавок на весь зал разносились Юркины вопли.:
— Первая школа рулит! Каринка лучше всех! Да здравствует баскетбол и мир во всем мире!
Окрыленная вдохновением я носилась по площадке с мячом как одержимая. Отчаянные попытки меня остановить сводились на нет. Все-таки зашкаливающая злость — страшная сила. В нормальном состоянии я бы так играть уж точно не смогла. Может быть, мы бы и выиграли даже, но…
Боль в сердце была настолько резкой и острой, что у меня даже не осталось сил закричать. Угасающим сознанием почувствовала, как выскальзывает мяч из ослабевших пальцев. Пронзительно засвистел судья. За секунду до того, как я осела на пол, появившийся на площадке Андрей схватил меня на руки. Но я уже ничего больше не осознавала, невыносимой тяжестью навалилась тьма, в которой исчезло все. И я в том числе.
