Наигранная мягкость и даже легкая толика смущения, которую изобразила дева-инквизитор, не обманывали Акиру. Днем раньше инквизиция прочесывала Радир, разыскивая пособников Годар. Людям задавали простые вопросы, требующие ответа «да» или «нет», и схитрить было невозможно – инквизиторы чувствовали обман. После прямого и жесткого допроса еретиков обезглавливали или вешали. Акира видел Епифанию, бесстрастно опускающую на шеи лазутчиков меч. Она могла выглядеть обольстительной женщиной, но прежде всего была солдатом церкви, а кроме того, посла беспокоила ее хитрость.
В основном эта хитрость рождалась спонтанно и вытекала из необходимости выживать в давящей церковной иерархии. В какой-то степени Акира уважал такую живучесть, стремление драться. Он и сам постоянно сталкивался с чужими интригами и предрассудками, так что неплохо понимал эту женщину. Единственным защитником Епифании оставался король, сам имеющий довольно шаткое положение в церковном мире, и ей не хотелось делить его внимание с кем-то еще. Инстинктивно, словно дикая лоза, оплетающая выступы и забирающаяся в провалы, Епифания пыталась зацепиться за слабые места соперников и обезопасить себя.
– Вместе с нами следует несколько святых Бога-отца, – усмехнулся Акира. – Любой из них гораздо необычнее меня и гораздо более интересен для благочестивой девы. Святой Франциск может видеть глазами птиц и направлять облака. Святой Картис вызывает молнию, святая Филиппа предсказывает будущее. При таком окружении интерес к моей скромной персоне – чрезмерная любезность.
– Вы не совершаете чудес, но ваше самообладание не может не привлечь внимания воина. Вы когда-нибудь видели земли шуай, Акира? – Ветер шевелил пряди волос Епифании, подыгрывая ей. – Города настоящих безбожников, а не таких, как в столице?
«Не таких, как ты», – читалось в ее словах.
– Был в нескольких городах, – уклончиво ответил посол, зная, что его собеседница легко распознает ложь. – Даже их здания не похожи на наши, а дороги мостят разноцветным камнем.
Акира собирался завершить разговор, но вопреки собственному желанию погрузился в старые воспоминания. Впервые посол увидел города шуай в поездке с отцом, когда Лурд вел переговоры о закупке продовольствия. В столице выдался голодный год, неурожай, а торговать больше было не с кем. Повзрослев, Акира и сам несколько раз договаривался с язычниками, что не мешало церкви планировать будущие завоевания сразу после получения зерна. Зеленые долины у гор, ночью сияющие золотой россыпью светлячков, высокие многоярусные треугольники зданий на фоне оранжевых небес, огромные площади, на которых не было ничего, кроме разрисованных камней… Акира хотел убежать к шуай в детстве. Все в неведомых городах выглядело очень простым, невесомым. Люди казались непривычно спокойными, уверенными и открытыми, их движения – свободными и точными. Никто не молился, никто ни за кем не надзирал, на площадях не нашлось ни одной плахи. Многие из них умели совершать поразительные вещи – и устраивали чудеса просто так, чтобы повеселить детей. Отец запретил Акире рассказывать кому-либо об этом, и он молчал, чтобы не прослыть еретиком. Но как же хотелось и самому сделать что-то подобное!
Ребенком он тянулся к чужакам, но мальчика ждало разочарование: шуай считали таких, как он, испорченными, сломанными, больными. Они смотрели на него с сожалением. Язычники всегда старались вызволить попавших в плен к Армаде, совершить любой обмен, чтобы вернуть своих людей назад, но порой церковь упиралась, показывая силу. Общество шуай больше всего ценило гармоничное развитие, своеобразно понимаемое ими совершенство, и попавшие в руки церкви в глазах соплеменников выглядели дефектными, отставшими в пути. Церковникам и впрямь удавалось сломать только молодых, еще не закончивших основное обучение шуай. Такие воины считались потерянными. Это отношение распространялось и на Акиру – полукровку, воспитанного в столице, сына плененной женщины.
Жители Лурда тоже считали Акиру нечистым и несовершенным, но они не жалели, а боялись и ненавидели его. Конечно, он мог сбежать, но почему-то остался, получая странное удовольствие от своего положения. Так он тренировал свою волю и силу. Посол предпочитал быть ненавидимым, а не жалким.
– Каковы они – эти средоточия греха и скверны? Я видела много грешников, но ни разу не оказывалась так близко от границы, за которой не почитают Бога. – Легкомысленность исчезла из низкого голоса Епифании. – Невыносимо думать, что мы так долго позволяли им оскорблять нашу веру беззаконием и порочностью. Но вскоре все изменится…
Что он мог ей сказать? Что по сравнению с Абунашваром столица Лурда – жалкий свинарник?
– Шуай очень много, моя леди, – ответил Акира, окончательно потеряв ощущение простоты недавнего сна. – Армада могущественна, но Лурд – лишь маленький клочок света в океане язычников. Мы уничтожим еретиков Годар, но война с шуай – другое дело, она истощит ресурсы страны.
– В вас мало веры, Акира, – сухо сказала женщина. – Я не думаю, что король остановится на клопах вроде еретиков Сеаны. Мы должны нести свет Бога-отца дальше, за горы. Этот корабль может испепелять города. Нельзя оставлять язычников прозябать в неведении.
Акира лишь сдержанно кивнул, не собираясь спорить:
– Я не так зорок, как вы. Но сомневаюсь, что уничтожение городов принесет кому-то свет, если не считать зарево пожарищ.
Он склонил голову, прощаясь, и отправился на верхнюю палубу искать короля.
За дни полета Акира пристально изучал корабль-левиафан, но постоянно находились новые уголки, двери, комнаты, склады, отсеки. «Господь воинств» был настоящим воздушным островом, летающим оплотом власти и войны. Превосходно отделанные каюты и походная библиотека духовной литературы соседствовали с гигантскими орудиями, накрепко приделанными к палубе цепями, и оружейной. Палуба была начищена до блеска, и ряды неумолимых братьев и сестер веры практиковались на ней во владении мечом. Некоторые имели и огнестрельное оружие, но оно не успело распространиться в рядах Армады – слишком громкое, слишком дымное, слишком ненадежное.
На нижней палубе работали насосы для газа, слышался шум лопастей, задающих направление кораблю, витали запахи кухни, где повара пытались удовлетворить вкусы рискнувших полететь с Терновником пастырей. Одним из них, к величайшему разочарованию короля, стал пастырь Бэкер, его желчный духовник. Пастырь Вик не хотел рисковать никем из верхушки Совета, однако оставить Терновника без наблюдения не мог. В этом конфликте Акира находился на стороне короля – тот достаточно возмужал, чтобы уйти от навязчивой опеки церкви. Однако с Терновником происходило что-то необычное, от него хотелось держаться подальше. Как будто король издает неслышный высокий звон, давящий и вызывающий головную боль.
Акира знал о святых немного. Пастыри и другие слуги церкви защищали их от внимания простого люда, занимались обучением и наставляли «избранников Господа», поэтому у обычного горожанина шансов повстречаться со святыми и услышать что-то, кроме легенд, не оставалось. Когда требовалось укрепить веру, церковь позволяла им поразить верующих своими умениями, а до этого момента их скрывали. Акира, хоть и вращался среди высших чинов Лурда, не был допущен к подобным тайнам, поэтому с удовольствием познакомился со святым Франциском. Старичок был не от мира сего, однако ветер с самого начала похода исправно дул в ту сторону, куда требовалось Армаде. Облака расходились перед воздушным флотом, а Франциск потом беспробудно спал, утомившись до полусмерти.
