Они выбивались из сил, враждовали, дрались на дуэлях, связывались в тугой узел: где появлялся один, должен был быть и другой, ни одно достижение не оставалось неоспоренным. Любая победа Тристана встречала вызывающий взгляд ястребиных глаз Дала. Чем чаще Далу советовали усмирить честолюбие перед будущим королем, тем сильнее он противоречил. Чем больше духовники убеждали Тристана бросить недостойную гонку и показать мудрость перед простолюдином, тем менее мудро он поступал. Все закончилось, когда Тристан во время схватки так сильно сосредоточился на противнике, пытаясь понять его тактику и мысли, что вдруг оказался захвачен шквалом чужих чувств.
Расстояние между людьми, превращающее их в далекие острова, пропало. Разница между королем и наглым безродным псом растаяла. Они стали братьями, затем – чем-то большим. Тристан вдруг потерял границу между собой и другим человеком. Юношу всецело охватило искрящееся, насмешливое восхищение им самим, которое испытывал и отлично скрывал под маской задиры Дал Рион. Ярость, надменность, отчаянное желание победить, кипучий азарт и невыносимый восторг, превращающий каждое движение короля в обещание завоевать желанный приз. Тристан полностью растворился в сумасшедшей лавине юношеского, грубого вожделения. Он оказался в ловушке, выпивая эти чувства, словно вино, и совершенно от них пьянея.
Конечно, Тристан проиграл ту схватку. Споткнулся, потерял равновесие. Его ослепляла и оглушала чужая глубина. Дал вызвался отвести поверженного противника к лекарям, демонстрируя благородство. Он помогал Тристану идти и одновременно насмехался над слабостью знати, оскорблял изобретательно и без устали, но молодой король слушал не слова, а его сердце. Шальной, сумасбродный, пугающий голос ворвался в мир воспитанного церковью короля, словно штормовой ветер. Каждое прикосновение сбивало с толку. Мир стал насыщенным, влекущим, опасным, и Тристан не понимал, где его чувства, а где – чувства чужака, любящего преступать границы.
Вместо лазарета противники оказались в постели, нарушая церковные законы. Наутро же король рвал волосы в ужасе от того, что совершил. Он не понимал, как такое возможно. Его поработили чужие желания. С тех пор прошло лет семь, но бесшумная походка Дала Риона, стремительно и равнодушно покидающего церковь, резала грудь короля воспоминаниями, которых он бесконечно стыдился.
Он искал ответы у церкви, но та считала способности испытанием, посланным Богом-отцом, а зачастую – меткой дьявола, которую нужно всячески отмывать. Если дар можно было использовать в войне, людей забирала Армада и делала из них святых. Остальным же предлагался лишь один путь – покаяние. Кому охота держать рядом с собой человека, который читает желания? Любой дар считался опасным, через него душой могли завладеть демоны, а этот – и подавно. Неудивительно, что короля решили убить.
Что касается покаяния, то за прошедшие годы Тристан весьма в нем преуспел, так и не сумев себя простить. Для Риона, в дальнейшем с успехом закончившего фехтовальную школу Дирка и открывшего для себя теневую сторону Лурда, секс был еще одним увлекательным развлечением, которое дарила жизнь. Убийца был вольным, безнравственным безбожником, творящим добро и зло хаотически, по желанию. Он не слишком беспокоился о наказании или репутации, его влекли запреты. Но Тристана воспитывали иначе. Он пал в своих глазах, совершил непростительный грех. Чем больше он думал о жутком проступке, тем реже приходил на тренировочную площадку с мечом в руке и тем чаще молился, пока после череды постов и ночных бдений на руках и голове короля не появились стигматы. Так Тристан Четвертый и стал для народа Терновником, полным печали святым.
Шагая по аллее, ведущей в здание Совета, король принял решение, которому было суждено изменить многое в жизни Лурда. Великодушный поступок Дала Риона, небрежно подарившего Терновнику жизнь, лишний раз доказал, как зыбко спокойствие, как легко его разбить. Уединение и покаяние не приносят результатов, это лишь побег с поля боя с грехом. Короля мучили бесчестье, попрание божьего закона и собственная бесполезность. Ему все еще нравилась бесшабашность Дала. Если бы он смог забыть свой позор, они стали бы лучшими друзьями.
Но он не мог.
– Пастырь Бэкер ждет вас, король. Слава Господу, слава Лурду!
Армада не нуждалась в короле, ведь все решения принимались Высшим Советом церкви. Однако Тристан Четвертый служил вывеской, говорящей черни, что церковь не погрязла в мирском грехе, что ее руки не перебирают золото и не держат оружие. Вывеска отпето лгала – Армада обладала многочисленным воздушным флотом и крупной армией.
Церковная дисциплина позволяла муштровать братьев веры, добиваясь результатов, которые для обычных рекрутов были недостижимы. Святые совершали чудеса по указанию Высшего Совета, укрепляя преданность очевидцев. Одно дело – драться за деньги или ради сохранения верности неведомой знати, другое – сражаться за всемогущего Бога-отца, который наградит тебя после смерти. Истово, до фанатизма верующие сестры и братья Армады позволили за последние сто лет значительно расширить границы Лурда за счет восточных земель, где жили узкоглазые еретики шуай. Теперь плененные безбожники трудились на Лурд в поте лица. Такое распределение труда позволяло членам Армады не отвлекаться от насущных задач.
Тристан не питал иллюзий относительно важности своего положения, но подобный расклад прежде его удовлетворял. Глухие к истинной вере должны работать, сосредоточившись на смирении. От чрезмерной свободы в людях пробуждаются грехи. Те же, кому Бог-отец дал талант сражаться, должны пресекать заблуждения и вести обманувшихся к свету истинной веры. Кому управлять, как не Совету церкви, состоящему из пастырей, инквизиторов и святых? Кто может лучше охранить от греха? Если отдать светским лицам бразды правления, они погрузят страну в хаос, разврат, безумие…
Усмешка Дала Риона снова встала перед глазами короля. Конечно, Тристан не был дураком и видел, что почти каждый из Высшего Совета греховен. Если бы он сосредоточился и погрузился в их чувства, то узнал бы гораздо больше, но покрытый стигматами король всячески избегал своего дара. Бог создал мир совершенным, человек отверг совершенство, выбрав неповиновение и гордыню. Бог отдал им своего сына, но сына погубили неверующие. Даже после этого Бог-отец долго ждал, пока люди отвернутся от зла, а затем вырвал несколько городов из земли, расколол небо и швырнул их к безбожникам. Давняя история, трактовки которой сильно разнились, но одно было очевидно – только меч и вера помогут им выстоять. Терновник различал личные грешки членов Высшего Совета и те, которые они совершают во славу Бога-отца. Пятна на пастырях не пятнают церковь – так его учили с детства.
Когда Тристан отдал необходимые распоряжения и вошел в зал, обсуждали новую войну. Лорд-инквизитор Силье, командующий Армады, излучал высокомерный холод, пастырь Вик яростно ему оппонировал. Даже внешне они заметно отличались – сухой, непроницаемый Силье и обильный телом, легко краснеющий Вик, бородатый, одышливый. Пастырей было много, но пастырь Вик, хотя не сменил церковный титул из нарочитой скромности, мог приказывать любому из них.
– Акира – хороший выбор. Обычным дипломатам нечего делать в лагере еретиков, их выставят на посмешище, а головы насадят на кол. Тех сведений, которые нам предоставили, достаточно, чтобы понять, что Годар не собирается договариваться или потакать дипломатическим играм.
