Он повернулся и отошел, остро чувствуя бросаемые вслед пристальные взгляды. Лейдхенн сбоку него пробормотал:
— В твоей речи было слишком много мудрости. Никто ее не поймет.
Руфиний едва его слушал. У него кружилась голова. Никакого плана у него не было. Он действовал в порыве. Но быть может, быть может, ему удается выловить в этих журчащих водах подарок для Грациллония. И в любом случае, клянусь Венерой, нет — Белисамой, — грех обращаться грубо с человеком такой красоты!
Следующие несколько дней он разыскивал Эохайда всякий раз, когда выводили лагини. Замкнутость заложника вскоре оттаяла. Теперь он был трогательно благодарен за новости, сплетни, советы, шутки — чтобы ни сказал Руфиний. Сидящие вместе с ним соплеменники выходили из апатии, и надсмотрщикам тоже нравилось слушать. Все расстроились, когда Руфиний попросил разрешения отводить Эохайда пошептаться в сторонку, поскольку хотел порасспросить о том, что делается в Дун Аллини, понимая, что Эохайд не станет отвечать в присутствии врагов. Предводитель охраны в любом случае давал свое согласие. Глупостью это не считалось. Кроме религиозного уважения, которое он испытывал к послу и оламу, он не видел необходимости вводить ограничения.
Руфиний о серьезных секретах и не помышлял. Он попросту закладывал фундамент для того, чего ему, возможно, никогда не суждено было построить. И конечно, так у него был повод положить руку на плечо юноше, почувствовать его худое, но мускулистое тело. Пульс его трепетал.
Во время своего пребывания он старался поддерживать знакомства с попадающимися ему на пути господами из Миды. Все они были преданы своему королю, и ясное дело, пока он жив, миру с Исом не бывать.
Враг моего врага — мой враг, снова и снова думал Руфиний. Он пытался представить, как Ниалл может угрожать городу или любому другому месту в Арморике, пока будет стоять оплот, что поднимет Грациллоний на море и на суше. Ему это не удалось. И тем не менее Ниалл, несомненно, был бедствием Британии, родины Грациллония. Если его нельзя убрать, то следующей лучшей услугой для цивилизации будет сделать так, чтобы он был занят на своем острове. Сегодня он торжествует (в той мере как, говорят, может торжествовать варвар) на севере Ибернии; он в ладах с Западом и Югом; что там осталось, чтобы ему противостоять, как не Восток, королевство Лагини?
«Вздор, — мысленно вздыхал Руфиний в своей одинокой постели. — Ты отлично знаешь, что ситуация куда запутаннее. Его младшие сыновья, конечно, отправятся совершать собственные завоевания, а вот как поступит старик? Они атакуют другие земли уладов, и, вероятно, часть Кондахта. Забот у него будет достаточно… К тому же если к его бедам прибавятся лагини, главный заложник среди них — Эохайд. Все остальные тоже знатные, но не слишком много весят. Хотя вновь обретший свободу Эохайд — Эохайд, молодой жеребец, которому дали волю, благословенный Эпоной — хоу! — усмехнулся он. Кем он себя считает? Софоклом, или как там зовут того драматурга, о котором рассказывала Бодилис?
На следующий день Лейдхенн заявил, что больше не может задерживаться и должен вернуться домой, позаботиться о делах. Исанцам и самим следовало бы поспешить назад к своим кораблям на побережье Муму, если они хотят благополучно перебраться через море. Жаль, что миротворческая миссия провалилась, но ее провал был обеспечен с самого начала, по крайней мере им будет о чем рассказать.
Этой ночью Руфинию приснилось, как в присутствии улыбающегося Грациллония они с Эохайдом занимаются любовью. Он проснулся в темноте и лежал наедине со своими яростными мыслями, пока не засерел рассвет. Потом он задремал, а когда шум, доносившийся из зала, разбудил его снова, то он уже представлял, что ему нужно предпринять. Он мог ошибиться, но не в выборе, и какая бы ни ждала его опасность, в голове у него звучали трубы.
Лейдхенну он сказал:
— День плохой и дождливый, нечего делать, кроме как сидеть у огня. Если завтра погода улучшится, я бы в последний раз прокатился по этим величественным лесам, где обитают существа, нигде мной доселе невиданные. Вы позволите? А на следующий день мы можем отправляться.
— Я бы не назвал сегодняшний день плохим, только сыро немного. Но нам и в самом деле следует оказать хозяевам должное внимание. Поступайте, как хотите, дорогой мой.
После обеда Руфиний заявил, что, несмотря на дождь, хочет прогуляться, поскольку в доме ему тесно. В это время пока он кружил вокруг форта, охрана вывела заложников. Руфиний поздоровался с ними и отвел Эохайда сторону, как и раньше.
Узник вернулся весь дрожа, с пышущим жаром застывшим лицом.
— Что случилось? — закричали его друзья. Начальник стражи потребовал объяснений:
— Что он тебе сказал? Руфиний улыбнулся.
— Я сообщил ему о выкупе, который, вероятно, согласится заплатить мой господин, король Иса, как первый шаг к тому, чтобы объединиться с вашими народами против саксов, — важно и вежливо ответил он. — Теперь вы понимаете, почему я не могу оставаться здесь далее.
— Выкуп не понадобится, — сказал начальник. — Сама Красная Медб не отклонит Ниалла от цели.
— Есть боги более добрые, — ответил им Руфиний и зашел обратно в форт.
Ночью он едва спал и проснулся с дрожью.
Когда он отклонил предложение составить ему компанию во время поездки, никто не стал настаивать. Оламу время от времени необходимо побыть одному и побеседовать со своими музами. Никому не показалось странным и то, что у него на бедре был меч. Послу мог повстречаться дикий зверь, потерявший разум странник или разбойник, которому не было известно, кто перед ним. Карпре попросил его вернуться до наступления темноты, к прощальному ужину. Руфиний согласился, вскочил на коня и поскакал, весело раскачиваясь.
Вернулся же он на самом деле рано, во второй половине дня, когда выводили лагини. Он подъехал к ним.
— Я отправляюсь завтра утром, — объявил он, хотя это было всем известно. — Эохайд, друг, пройдись со мной недалеко, чтобы свободно поведать о том, что у тебя на сердце.
Этот день был тоже холодным и туманным. Охрана, немного подрагивая под теплой одеждой, лениво наблюдала, как заключенный в своих лохмотьях на протяжении нескольких ярдов следовал за великолепно одетым всадником. Эти фигуры уже стали скучными и неинтересными. Чего было бояться? Полуголодный Эохайд не сумел бы его победить; невооруженный, он не сможет бороться, если его схватят…
Он схватил Руфиния за лодыжку и стащил его. Посол свалился на траву. Эохайд вытащил меч Руфиния из ножен, схватил коня за гриву и запрыгнул ему на спину.
— Взять его! — заорал начальник. — Бресслан, Тадербах, смотри за остальными!
Нацелив копье, он бросился вперед. Брошенное копье полетело в Эохайда еще в тот момент, когда тот взбирался. Промах. Со спины коня, крепко держась коленями, Эохайд взмахнул похищенным клинком. Лезвие оттолкнуло в сторону нацеленное копье, и начальник пригнул голову к коленям, из располосованной щеки текла кровь.
