— Что это был за призрак во время битвы? — мягко спросила она.
— Что, что, да кто может знать? — запнулся он от испуга. Оправившись, продолжил: — Подобные видения зачастую случались и прежде. Гомер рассказывает, как боги являлись героям, сражавшимся под стенами Трои. Древние римляне видели на озере Регилл скачущих перед ними Кастора и Поллукса. Константин утверждал, что однажды в небе перед ним стоял Крест Иисуса, и в этом знаке он узрел, что станет августом. Мы тоже, когда в первый год моего правления встретили скоттов, убили их всех до последнего, не смотря на то что там показалась громадная старуха. Мне казалось, что я сам ее видел. Ты помнишь. Бог, или демон, или это был бред? Кто знает?
— Ты уклонился от ответа, — безжалостно сказала она. — Кто это был, или что?
— Я слышал, как исанцы говорили, будто это был Таранис. Христиане среди моих легионеров говорят об ангеле. Кто знает?
— И все же, ты… ты назвал его Митрой, не правда ль?
Он собрал все, что было в нем вызывающего.
— Да. Я имел на это право. И могу свободно верить, что Он мне ответил.
— Как я узнала, атрибутика этого существа… — Спокойствие ее растаяло. Она задрожала. — Пусть будет кто-то еще. Кто-то…
— Что? — Он наклонился, чтобы взять ее за руки. Они были холодные. — Да как ты можешь так говорить? Когда сам Митра пришел спасти Ис…
— Как изгой на последней ферме, где собаки уже не идут за ним по следу, — захныкала она. — О, Граллон, я хочу тебе сказать, что предзнаменования плохие, плохие. Боги Иса так много вынесли. Усмири свою гордость!
В Грациллонии нарастала ярость.
— Я прошу лишь, чтобы они следили за моей честью, как это делает Митра. — Ее страдания попридержали его норов. — Но что за предзнаменования, дорогая моя? Твои сестры сегодня совсем не казались напуганными.
Форсквилис сглотнула.
— Я им не говорила, как и тебе не могу объяснить, поскольку они не так ясны, как падающая над некрополем звезда, или рожденный двуголовым теленок, или даже не гадания, или лицо в дыму. Нет, лишь сны, голоса, полууслышанные в ветре или в водах, охвативший меня холод, когда я хотела помолиться. Королевам я могу рассказать только то, что боги встревожены, а то они, естественно, знают и так. Я не говорила им, как то ощутимо.
Форсквилис встала с места, села к нему на колени, прильнула, спрятав лицо у него на плече.
— О, Граллон, Граллон, будь осторожен с Ними! Мы не должны тебя потерять!
Он крепче прижал ее, погладил и пробормотал слова утешения. То, чего она видит, ему не досягаемо; но ему не стоит говорить ей об этом, правда? Он успокоит жену как только сможет, а потом вновь встанет на защиту ее, и Дахут, и Иса, тихо произнося имя Митры. Ее объятия перетекли в дикие, стремительные поцелуи, вместе со стремлением быстрее избавиться от одежды, пока они не очутились вдвоем на полу.
II
Факелы на бульварах и фонари вдоль улиц, у их подножий ночь превратилась в сияние восхода, освещая путь идущей вперед золотой молодежи, а Дахут ждала их за воротами дома своего отца.
В Исе пульсировала заунывность арфы и флейты, сердцебиение барабана, приветствуя тех, кого принцесса пригласила танцем прогнать тьму, чтобы утреннее солнце смогло увидеть, как ярко сверкает радость Дахут — победа ее отца. Золотом вспыхивали крылья орла и бронзой открытая дверь, по отполированному полу дворца неслись колесницы, в сонном ладане воздуха возвышались колонны, а свет лампы в распущенных волосах Дахут превращался в живое золото.
Шелковые рубашки и пурпурные подолы струились, ниспадали и вертелись в круговороте, там, где кружились танцоры, мерцало серебро и тлел янтарь.
Смеялась музыка, и смех пел вокруг пар, а впереди всех шла Дахут, быстрейшая из быстрых. Знатные девушки были прекрасны, а отбивающие веселый такт мужчины — красивы. Приятной неожиданностью могло стать тесное объятие или поцелуй украдкой; но перед глазами молодых людей сияла звезда Дахут. Кел Картаги, внук Сорена, дотрагивался до ее руки и талии. Затем с оживленной поспешностью танец отнял ее у партнера. Дальше она качнулась к Бараку Тури, дальше еще ко многим другим. Так Дахут оставляла на своем пути шлейф радости и горя.
Когда музыка приостанавливалась, возбужденный гость мог передохнуть, выпить вина, или поболтать, или пофлиртовать, или просто посплетничать. Карса старался сохранять римскую невозмутимость, пока Дахут в кольце других мужчин отмечала празднество. Шотландец Томмалтах внаглую расталкивал поклонников плечами, пробираясь к ней, усмиряя любого, кто пытался возразить, волчьим оскалом, заготовив слова, журчащие, как бордовые струны арфы; затем стоило Дахут бросить на него мимолетный взгляд, и он немел. Свободные от обязанностей легионеры, поспешившие на ее зов, защита чести их Удачи, стояли рядами вдоль стены, вооруженные и в яркой экипировке той войны, которую выиграли, и взгляд Будика выслеживал Дахут, как молодой месяц выслеживает солнце.
Вскоре музыка ожила опять, и танец возобновился. Красный, золотой и пурпурный цвета удвоились, неустанная радужная сеть, до тех пор, пока не стали бледными западные звезды и полосой не посеребрел восток, тогда Дахут пригласила молодежь Иса на пир вслед за собой.
Потом она вывела их подышать рассветным воздухом. Свет ласкал ее стан и сверкал в волосах. Она взяла свою компанию на городскую стену, и с Башни Ворона Дахут смотрела через морс.
III
Когда Грациллоний со своими спутниками вышел за Северные ворота, луна еще не взошла, но хватало света звезд. Пепельно светилась Редонская дорога и глухо отзывалась под их шагами. Однако, когда они миновали поворот и свернули на восток, все погрузилось во мрак. Над холмами кучей нагромоздились облака, черные, как в лоне земли. Усиливающийся ветер, подгоняя их, издавал резкий звук и нес холод, и в западном направлении слышен был звук грома.
Мьютон Росмертай, исанский суффет и Лев Митры, вздрогнул.
— Какой-то ненормальный шторм на той стороне в такой час, — сказал он. Они проходили мимо Заброшенного Замка. Он сделал жест в сторону руин. В ответ снизу прокричали разбившиеся об утесы волны.
— Мы на службе у богов, — упрекнул его Грациллоний.
— Другие боги злятся.
— Меж ними всегда война, — сказал Кинан. — А мы — солдаты.
— Я не боюсь, я — не напуган, — настаивал Мьютон. В неясном дрожащем свете им было видно, как он надулся. Он был рьяным новообращенным, быстро продвигающимся в Мистериях за преданность и мастерство. И тем не менее он был только торговцем специями, никогда не пересекавшим воды и нс участвовавшим в сражениях. — Я лишь хотел узнать, все ли из нас мудры, может лучшей службой было бы обратить внимание на предостережение тех, кому также дано на это право.
— Солдат не задаст вопросов по поводу приказов, — сказал Верика, которого Грациллоний сделал своим Вестником Солнца. — Он их выполняет.
