– Позвольте представиться. Я Лисгард, сын казначея Эолума.
Варда быстро обернулся и коротко поклонился.
– Что высокородный солнечный эльф делает в таком месте? – спросил он.
Белокожий многозначительно хмыкнул.
– Причина моего внезапного путешествия – миледи Каонэль, – ответил он, снова кивая в мою сторону.
Я пробубнила:
– Новонареченная Каонэль.
– Это как? – переспросил Варда.
– А так. Не помню ничего, вплоть до вчерашнего утра.
Рыжий мгновение таращился на меня. Лоб напрягся, словно пытается прямо тут постичь тайну моего прошлого. Меня такой напор озадачил, уши потеплели еще сильней. Я демонстративно стала поправлять края плаща.
Варда тут же отвернулся, затем махнул рукой, приглашая следовать за ним, пока каменные гиганты не захотели проверить правильность маршрута.
– Становится интереснее, – проговорил рыжий. – Буду звать тебя Као.
Идеальное лицо Лисгарда потемнело, глаза возмущенно расширились, но смолчал, понимает – мы все-таки обязаны жизнями рыжему эльфу, а спор по поводу укороченного имени будет выглядеть смешно.
Я потерла плечи, в них отдало тупой болью. Белокожего тоже помяло, но он, как любой уважающий себя эльф, делает вид, что не чувствует.
Варда молча двинулся по ущелью. Мы с высокородным переглянулись и кинулись за ним потому, что неизвестно, какие еще твари здесь обитают.
Рыжий идет быстро, под ноги совсем не смотрит, но кочки перепрыгивает, будто на коленях есть глаза. Взгляд рассредоточенный, что значит – плохо видит в темноте. Зато уши шевелятся, как у зайца, а ноздри раздуваются каждую секунду. Лицо волевое, суровое, видно – вырос в жестких условиях, где нет адуляров и сияющих стен. Едва заметная горбинка выдает когда-то сломанный нос. Под чешуйчатыми рукавами перекатываются толстые жгуты мышц.
Я покосилась на Лисгарда, который вышагивает с гордо поднятой головой. Старается скрыть усталость, хотя дышит поверхностно и резко.
Да что там, у самой по ногам бегают жгучие волны – подошвы горят, будто к ним куски железа привязали. Мимо торчащих из скал валунов Варда гонит бегом, заставляет пригибаться и прыгать.
– Мы со вчерашнего дня на ногах, – пожаловалась я. – Может, пора…
– Потом, – резко оборвал рыжий. – Молчи и повторяй за мной.
От неожиданности я раскрыла рот, потом бешенство медленно поползло по позвоночнику. Повертев головой в поисках чего-нибудь твердого, наткнулась на недовольный взгляд Лисгарда. Его глаза сузились, уши острые, как пики, молчит лишь потому, что жизнью обязаны.
Пришлось сделать глубокий вдох и проглотить гнев. Если начну возмущаться, высокородный поддержит, вступится, еще драку затеют.
На десятом повороте до меня дошло: непонятные камни из скал – это спящие тролли. Рыжий старается как можно быстрее провести через кишащее исполинами ущелье.
Я виновато уставилась ему в спину. Ловкач не оборачивается, зато шевелит ушами и часто тянет носом.
Проход сузился до одного размаха рук, стены опустились. Когда ущелье превратилось в закиданную камнями трещину, тропа пошла вниз. Небо на востоке посветлело, на горизонте появилась бледная полоска. Звезды померкли, остались лишь самые яркие, похожие на кончики иголок. Через некоторое время серп луны сместился на запад и пополз к горизонту.
Варда проговорил, принюхиваясь к свежеющему воздуху:
– Через два полета стрелы будем на месте.
– Каком еще месте? – не понял Лисгард.
– Ну как. Вам же отдохнуть надо, – весело заметил Варда. – А то из тебя сейчас адамантин посыплется.
Белокожий отшатнулся.
– Я в норме, – произнес он отрывисто. – А вы забываетесь.
Внутри екнуло, мелькнула мысль сказать какую-нибудь глупость, чтоб всех отвлечь, но Варда опередил:
– Ну-ну. Тебе доспехи не мешают. Даже не спотыкаешься. Это все желтоглазая эльфийка.
Оглянувшись, увидела бешеный взгляд белокожего. Его пальцы легли на рукоять, в глазах полыхнуло синим, высокородный опустил голову и сжал зубы.
Я нервно сглотнула, чувствуя, как таращу глаза, потом быстро закачала головой. Лисгард секунду сверлил взглядом спину рыжего, затем убрал пальцы с рукояти, послышался глухой выдох.
Варда не видел, но хмыкнул и направился вниз по ущелью.
Его ноги с легкостью находят устойчивые камни, а если попадаются шатуны, успевает зацепиться пальцами. Уши двигаются быстро, словно у кота, понятно, что в темноте не видит, но слуха и обоняния достаточно, чтобы угадывать подходящие валуны.
Мне с ночным зрением вообще прекрасно, зато сзади доносится грохот брони, тихая ругань и тяжелое дыхание. Из-под высокородных сапог сыплются мелкие камешки, обгоняют меня и несутся вниз.
Спустя вечность оказались у подножья ущелья. Вокруг трава по пояс, из березовой рощи доносится утренняя трель соловья – сигнал для других птиц о том, что место занято. На стеблях хрустальные капли росы, кое-где собрались в маленькие лужицы, чтобы первые насекомые успели напиться.
Варда чуть замедлил бег.
– Вон там, – бросил он через плечо и указал на рощу. – Можно отдохнуть немного.
Краем уха уловила вздох облегчения белокожего. Сама чуть не начала возносить молитвы неизвестным богам, потому что подошв уже не ощущаю.
– О-о-о, что мне сделать, чтобы получить глоток воды? – протянула я устало.
Лисгард предупредительно покашлял. Рыжий бросил на меня странный взгляд.
– Даже не знаю, с чего начать, – многозначительно сказал он.
Я перевела непонимающий взгляд с одного эльфа на другого. Варда лукаво ухмыляется, между зубами торчит свежесорванная травинка, уши повернулись вперед. Белокожий сверкнул гаюиновыми глазами и выпалил:
– Милорд Варда…
Рыжий покачал головой.
– Варда, – сказал он.
– Что? – не понял белокожий.
– Говорю, просто Варда. Без «милорд».
Лисгард на секунду замешкался, не привык, чтобы одергивали, затем продолжил привычным чопорным тоном:
– Так вот, Варда, прошу впредь…
Ловкач выставил ладони вперед и с глухим смехом отшагнул назад, выплевывая травинку.
– Да шучу я, – добродушно сказал рыжий. – За кустами ежевики есть небольшой ручей. Говорю это совершенно бескорыстно, это вас ни к чему не обяжет.
Пока я оторопело переводила взгляд с одного на другого, плащ распахнулся от ветра и развевается, как флаг. Оба эльфа поглядывают так, будто спрятала за спиной ключ от пещеры с сокровищами, а они гадают – кому повезет.
Когда пересекли поляну и вошли в рощу, до меня наконец долетело веселое журчание. Листья переговариваются легким шорохом, наверное, на одном с Грандароном языке, в фиалке жужжит шмель.
