Через пару минут внутренности снова стали живыми и ощутимыми. Осторожно пошевелила языком, не открывая рта, тот послушно задвигался.
Я облегченно выдохнула, потом сердито зыркнула на карлика, тот невинно развел руками, мол, видели очи, что покупали.
Сбоку послышалось настырное покашливание, я повернула голову. Возле стула коренастый гном, черная как деготь борода затянута в четыре косы. На щеке зарубцованный шрам, потертые в боях щитки плотно облепили конечности и торс, на ногах тяжелые сапоги. В одной руке молот в полменя размером, в другой – кружка браги. Потянула носом – определенно, браги не самой свежей, кстати.
Гном весело блеснул карими глазками и проговорил зычным басом:
– Не изволит ли милейшая, гм, эльфийка… – Он заглянул под капюшон, хотя при его росте это не обязательно: – Милейшая серая эльфийка, сплясать со мной джигу?
Танцевать с рубакой мне не хотелось, но заметила, как Варда бросил на меня тревожный взгляд. В голове заплясали лешие, я натянула капюшон посильнее и наклонилась.
– Спасибо, я не знаю джигу, – проговорила я.
Гнома это не остановило, он вскарабкался на соседний стул, балансируя молотом и брагой. Короткие ножки забавно повисли в воздухе, я отвернулась, скрывая улыбку.
Он повернулся ко мне всем корпусом.
– Дык я научу! – задорно выкрикнул бородатый. – Это быстро, сначала так… потом эдак…
Гном символически задрыгал ногами, пытаясь показать основные движения. Брага расплескалась, по полу расползлись пенящиеся кляксы, плясун лишь покосился и продолжил демонстрировать джиговские па.
Я спросила:
– А молот зачем притащил?
Гном дико посмотрел на меня и погладил бороду рукоятью.
– Как же без молота? – удивился он. – Кто без молота со мной танцевать захочет?
Я понимающе кивнула:
– Да, без молота никак нельзя.
Он удовлетворенно закряхтел, поставил кружку. Решила, рубака даже забавный, если не обращать внимания на короткие ноги и несоразмерно могучие плечи.
Гном слез со стула и приблизился:
– Так что, серая, спляшем?
Карлик за баром ехидно ухмыляется, как злорадный упыреныш. Натирает деревянный кубок, обильно украшенный резьбой со всех сторон. Хотела спросить, зачем в таверне такая утварь, если для браги и кваса слишком маленькая, а ледяное молоко можно и из кружки. Но покряхтывание рядом вернуло к реальности.
Я повернулась к гному, губы рубаки расплылись в улыбке, обнажая два ряда на удивление чистых и ровных зубов. Шрам на щеке сморщился, слегка перекосив лицо, коричневые глазки смотрят с надеждой и добродушием.
Чуть было не согласилась, но на глаза снова попалась рыжеволосая фигура Варды. Странник сосредоточенно ест в дальнем углу таверны и поглядывает в мою сторону.
Я наклонилась к расхрабрившемуся гному, края плаща разошлись, приоткрыв корсет с глубоким декольте. Гном изменился в лице – глаза округлились, рот открылся, он шумно сглотнул.
– Видишь ли, благородный воин, – проговорила я приглушенным голосом, – мне запрещают танцевать с гномами.
Чернобородый вспыхнул, с трудом отрывая зачарованный взгляд от декольте, и прогремел, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня:
– Эт кто такой дерзкий!
Я невинно захлопала глазками, запахивая плащ, и указала на дальний стол:
– А вон тот рыжий эльф.
Гном резко развернулся, схватил кружку со столешницы и залпом осушил.
– Это еще что за новости! – гаркнул он.
Бородач вскочил с места и ринулся на мирно жующего Варду. Тот едва успел увернуться, когда первый стул пролетел мимо головы. Кусок утки вывалился изо рта, он оторопело уставился на гнома. Затем бросил быстрый взгляд на меня.
Лицо странника посуровело, глаза гневно сверкнули, в следующую секунду он выпрыгнул из-за стола и схватил кувшин. Гном поднял очередной стул над головой и проревел, замахиваясь:
– Значит, запрещаешь красотке плясать? Эй, ребята, – он повернул красное от браги лицо к собратьям, – тут нашего брата притесняют!
Из-за стола с грохотом поднялись четыре тяжеловесных гнома, недолго думая, похватали табуретки и загудели наперебой:
– Эт кто такой вумный?
– Напрасно он!
– Табуреткой по башке! Делов-то.
Обиженный гном указал ножкой стула на Варду и переступил с ноги на ногу.
– Вот, – буркнул он.
Рыжий снова посмотрел на меня – недоволен, как разбуженный медведь, уши дергаются, в глазах адамантиновый блеск.
Толпа гномов на мгновение замерла – все-таки драться со странником не лучшая затея, но горячая кровь уже ударила в голову, да и брага примешалась.
С дружным ревом гномы ринулись на Варду, раскидывая по пути стулья.
Я быстро встала и направилась к выходу, уверенная – рыжий самостоятельный, справится. И еще денег потом с них попросит за добрую драку.
С гордо выпрямленной спиной приблизилась к двери. Сзади раздались гортанные крики, послышался звон посуды и лязг доспехов. Рядом о стену с хрустом ударился стул, толстая ножка отскочила в сторону и грохнулась рядом с остальными обломками. Стараясь не попасть под обстрел, я толкнула дверь и вышла на улицу.
Дождь превратился в мерзко моросящую пыль, от которой не спасает даже капюшон. Крошечные капли настолько легкие, что вместе с ветром влетают под край и покрывают лицо влажной пленкой. Я провела ладонью по щеке, на пальцах остались холодные капли.
Под крышей возле конюшни, сложив руки на груди, стоит Лисгард. Оперся плечом на деревянную балку, нахохлился, как мокрый воробей, и смотрит куда-то под ноги.
Жалость и сожаление в сотый раз сдавили внутренности. Я дернула ушами и вздохнула, стараясь прогнать бесполезные чувства. Но они, как паутина, накрыли мысли и не пускают. Пришлось несколько секунд прислушиваться к драке за дверью.
Наконец терзания ослабли, я преодолела расстояние до конюшни и остановилась с Лисгардом.
– Пойдем внутрь? – проговорила я. – Тебе надо высохнуть и поесть, а то совсем блеск потерял. Скоро грибами покрываться начнешь, как болотный тролль. Никогда их не встречала. Во всяком случае – не помню. Но уверена, на них растут грибы с красными шляпками в крапинку.
Осторожно постучала по спине, белокожий нервно передернул плечами.
– Миледи, – бросил он раздраженно, – я не желаю сидеть за одним столом с вашим новым другом. Мне надоело выслушивать оскорбления от безродного эльфа-странника, который даже рангов не различает. И что особенно невыносимо, миледи Каонэль, мне приходится терпеть и отмалчиваться, чтобы не ставить вас в неловкое положение.
Снова мерзкое чувство вины холодной змеей свернулось в районе живота. Я скривилась, но оно решительно отказалось уходить. Чтобы хоть как-то от него отвлечься, дернула себя за ухо. Стало больно, но показать этого все равно не могу. Зато вина притупилась.
