Помпей ошибся в своих ожиданиях еще раз, так же, как в 63 г., когда он рассчитывал на поднесение ему диктатуры для подавления революции. Аристократия снова встревожилась при первом появлении этого призрака и поспешила обрезать все средства, которые могли вести к единоличной верховной власти. Помпей мог теперь лишний раз пожалеть о своем внеконституционном союзе с Цезарем. Не лучше ли было, опираясь на свои большие связи, искать более обычных и закономерных путей к обеспечению своего влияния? Т. е. снова добиваться консульства, потом получить провинцию или большое командование? На ту же дорогу поворачивал, по-видимому, и его старый соперник Красс, с которым Помпей проходил свое первое консульство 70 года.
Для Цезаря такой поворот двух союзников к нормальному политическому соискательству должен был казаться очень невыгодным. В 60 году они разделили между собою сферы влияния в империи по взаимному соглашению и заставили главные политические органы республики санкционировать свое интимное решение. Срок наместничества Цезаря истекал в 54 г., между тем как его союзники собирались, вступивши в консульство на 55 год, открыть себе на последующие годы важные административные и военные посты и утвердить их правильными избраниями и сенатскими постановлениями. Они грозили, таким образом, покинуть его самого на произвол судьбы, оставить на виду в его неконституционной роли. Мастер династической политики, создатель «чудовища о трех головах» сумел сберечь и утвердить свое произведение. Цезарь нашел возможность убедить колеблющихся союзников своих в том, что им нужно действовать сообща. Лучшим аргументом служило то обстоятельство, что у него было более войска, чем у других. Произошло знаменитое свидание триумвиров весною 56 г. в Лукке, на территории Предальпийской Галлии, составлявшей наместничество Цезаря, в той ее окраине, которая занимала ближайшее положение к Риму. Красс и Помпей приехали к своему неофициальному коллеге, и каждый из трех привез со своей стороны сторонников, вассалов и клиентов. Съезд можно было назвать блистательным. Тут были наместники, между прочим, проконсул Испании, тот самый Метелл Непот, который в качестве трибуна 63 г. предлагал диктатуру Помпея, и пропретор Сардинии Аппий Клавдий; должностных лиц было так много, что при них набралось 120 ликторов. Сенаторов насчитывали более 200 человек. Эти цифры показывают, как далеко зашло развитие политического вассалитета и как трудно было организоваться противникам триумвиров.
На съезде Цезарь вновь уговорился с Помпеем и Крассом о разделении власти на последующие годы. Он соглашался на их консульство и на получение ими провинций с командованием войсками: Помпей предполагал взять себе Испанию, поле своей прежней деятельности, Красс – Сирию, а в действительности войну с парфянами, завоевание богатого Междуречья. Важным условием для них являлось то обстоятельство, что они выговорили себе право набрать новые легионы для своих провинций и держать их в готовности в Италии, сколько покажется нужным. В свою очередь, Цезарь заявил притязание на сохранение Галлии еще в течение 5 лет; ему нужно было увеличить свои легионы до десяти и заставить сенат принять их содержание на счет казны. Вероятно, в этом смысле три сеньора и указали программу действий съехавшимся в Лукку своим политическим вассалам. В том, что будет получено согласие народного собрания, через которое должно было пройти утверждение всех этих крупных военных и административных перестановок, они не сомневались.
В смысле развития принципата полуофициальный съезд 56 г. является более важным, чем тайный уговор 60 года. Крупнейшие principes разделили между собою самые важные области колониальной державы, монополизировали в своих руках чуть не все войска и вдобавок еще получили возможность держать в страхе Рим и Италию. Весьма понятно, что в сенате оппозиция сокращалась все более и более, число подчинившихся, число новых сторонников того или другого из триумвиров все возрастало. Во второй половине 56 г. в Риме все прошло так, как нужно было триумвирам и как они уговорились в Лукке. Сенат принял задним числом на счет казны легионы, которые вновь самовольно набрал Цезарь. За ним были утверждены обе Галлии, кандидатуры на консульство 55 г. и последующие командования были признаны за Помпеем и Крассом. Решения относительно провинций даже не проводились вовсе через сенат; триумвиры ограничились обращением к комициям, где в пользу Цезаря говорили Помпей и Красс, в пользу их самих – цезарианский трибун Требоний. В вопросах военной администрации триумвиры распоряжались по усмотрению: они менялись легионами, уступали их друг другу. Помпей, набравши дополнительные легионы для Испании, остался сам в Италии, он ограничился посылкой в провинцию приказов своим легионам, а вновь набранным солдатам дал отпуск. Триумвиры и их сторонники отправлялись в походы без извещения о том сената: так повел Красс свою кампанию против парфян, помпеянец Габиний двинулся из Сирии в Египет для восстановления Птолемея Авлета и удовлетворения банкира Рабирия, а тесть Цезаря Пизон производил грабительские набеги на фракийцев. Сенат не составлял более правительства италийской республики. За временем его бойкота и вынужденного молчания в 59–57 гг. последовал теперь период покорного согласия на меры, какие угодно было триумвирам представить на его обсуждение. Его роль стала совещательной.
Но если оппозиция была бессильна фактически, она все же громко заявляла себя. На выборах 56 г. Красс и Помпей прошли лишь с большим трудом и с применением насилия. На выборах 55 г. прошли два самых резких представителя оппозиции – Домиций Агенобарб в консулы и Катон в преторы. На выборах 54 г. оппозиции удалось доказать подкуп со стороны триумвиров, и они отказались от своих кандидатов. Эти неудачи тем более замечательны, что Цезарь и Помпей всякий раз отпускали своих солдат в Рим на время выборов, чтобы через их посредство оказывать давление на комиции. Оппозиция обнаруживалась также в судах: предприимчивый Габиний был не только притянут к обвинению за свой самовольный поход в Египет, но и осужден majestatis, т. е. за государственное преступление, называвшееся «оскорблением величества народа римского». Представители оппозиции говорили по временам вещи, очень обидные для династов. В 56 г. поднялись в сенате дебаты по поводу изменнического и варварского обращения Цезаря с узипетами и тенктерами; Катон предложил выдать германцам проконсула, оскорбившего честное имя римское. На одном митинге Лентул Марцеллин посоветовал народу поспешить воспользоваться свободой слова, пока ее не отняли монархи.
Еще резче, чем в Риме, звучала оппозиция в Италии. Об этом мы можем судить только по эпиграммам Катулла, так как большая часть литературной полемики до нас не дошла. «Нисколько я не жажду твоей милости, Цезарь, и дела мне нет до того, хорош ты или дурен», – заявил поэт в своем сатирическом походе против нового династа и его придворных. Катулл был родом из Кремоны и принадлежал, по-видимому, к муниципальной аристократии, т. е. владельческому слою, который можно назвать средним сравнительно с магнатством и финансовой олигархией Рима. В его нападках на «императора единственного» (Цезаря), на неразлучных «тестя и зятя» (Цезаря и Помпея) и на подчиненных им искателей военного счастья слышится раздражение мирных кругов зажиточного класса против легких способов наживы на окраинах, против бесконтрольного ограбления варваров, против всех этих шумных авантюр, торжества над новыми неизвестными народами, которое дает потом незаслуженный почет и богатство случайным людям. В этих протестах мы еще не улавливаем страха перед возможным вторжением цезаревых солдат в Италию, перед новой экспроприацией в пользу военных элементов. По-видимому, опасения такого рода стали появляться позднее, но недоверчивое отношение владельческих слоев Италии к цезарианской авантюре на севере достаточно засвидетельствовано.
