Казалось бы, успехи русских против Бухары и Коканда должны были отрезвить Мухамед-Рахима, однако он исходил из собственного оригинального взгляда на геополитику: извечные противники Хивы – Бухара и Коканд ослабли, а Россия – далеко.
Хивинская элита считала, что русская армия пойдет на них с востока, через непроходимые пески и, не солоно хлебавши, отступит. В 1839 году именно так и произошло: русский отряд, вышедший из Оренбурга, не достиг своей цели и после тяжелого похода возвратился. Однако в Петербурге учли печальный опыт и уже знали, сколь опасен такой маршрут. Поэтому в 1869 году русские высадили десант на восточном побережье Каспия и построили там укрепление Красноводск (ныне – Туркменбаши). Благодаря этому порту Россия получила возможность быстро перебрасывать войска с Кавказа на противоположный берег Каспийского моря.
Когда сведения о русском десанте на Каспии достигли Хивы, хан начал действовать. Хивинцы заваливали и отравляли колодцы на пути возможного движения нашего отряда. Возводились укрепления, местному населению предоставляли налоговые льготы, чтобы перетянуть их на свою сторону, и сверх того – обмелили проток Аму-Дарьи Талдык
[100], чтобы осложнить судоходство.
Переполошилась не только Хива, но и Лондон, и даже Калькутта – столица британской Индии. Англичане, как опытные шахматисты, тут же представили себе многоходовую комбинацию: русские построили Красноводск, значит, возьмут Хиву, а там рукой подать и до афганского Герата, то есть ключа к Индии.
Обязательство России уважать суверенитет Афганистана на время успокоило Лондон, и британские стратеги Хивой пожертвовали, как пешкой. А вот хан, перепугавшийся было в 1869 году, вновь ободрился: русские, оказывается, высадили небольшой отряд в Красноводске, а вовсе не огромную армию; время идет, Россия на Хиву не нападает; значит, ханство неуязвимо. Так думали в Хиве и сильно ошибались.
Кауфман написал хану очередное письмо, где предлагал мир на следующих условиях: Хива освобождает захваченных русских подданных, предоставляет нашим купцам те же права, какими пользуют хивинцы в России, и прекращает покровительствовать антироссийским мятежникам. Через некоторое время пришел высокомерный ответ: «Наш государь желает, чтобы Белый Царь, по примеру предков, не увлекался обширностью своей империи».
[101]
Вот так хан упустил последний шанс избежать войны с Российской империей. Петербургу надоели бесконечные препирательства, и Кауфман получил приказ взяться за оружие. Генерал-губернатор основательно подошел к походу. Проводили рекогносцировку местности, составлялись четкие инструкции для командиров отрядов, закупались верблюды и все необходимое для снабжения. Интересно, что наступление на Хивинское ханство производилось сразу с нескольких сторон, и колонна Николая Александровича Веревкина опередила остальных. Кстати, Веревкин был одним из тех, кто в сражении при Черной речке времен Крымской войны вел себя столь храбро, что получил тогда в награду Золотую саблю.
28 мая 1873 года части Веревкина вышли к Хиве. Гарнизон встретил русских канонадой из орудий. Наш командир получил тяжелое ранение в лицо, и руководство атакой перешло к начальнику штаба полковнику Саранчеву. Первый натиск русских хивинцы отбили, но затем согласились на переговоры. Впоследствии историки гадали, что это было: штурм или рекогносцировка боем?
Тем временем к месту сбора всех русских колонн подходил отряд самого Кауфмана. Когда он стоял в 20 км от Хивы, туда прибыл двоюродный брат хана Инак-Иртазали, который привез сообщение о капитуляции Хивы. Оказывается, хана уже свергли, в городе новая власть, а у стен стоит Михаил Дмитриевич Скобелев, который явно готовится взять Хиву. Кауфман срочно отправил ему записку: «Стоять на месте и не лезть вперед»
[102]. В свою очередь, Скобелев запросил у командования ракеты, так сказать, на всякий случай. Когда взвод ракетных станков прибыл, Скобелев вошел в город, игнорируя приказ. А тут еще и сам Веревкин открыл боевые действия, что совсем уж поразило Кауфмана! Разыгрывалась настоящая комедия: штурм Хивы, которую никто не защищает. В дореволюционной историографии случившееся назвали «опереткой».
29 мая 1873 года все было кончено, Хива официально сдалась, а Кауфман провел расследование странного поведения своих подчиненных. Кто был инициатором «оперетки», выяснить не удалось, но подозревали Скобелева, известного своей жаждой наград и славных побед.
Итогом хивинского похода 1873 года стал договор, по которому ханство превращалось в русский протекторат. В администрацию города вошли представители России. Рабство, царившее в Хиве, отменялось, свергнутого хана восстановили на престоле, но ограничили его власть.
Два русских героя и один английский агент
В 1875 году в Коканде случился заговор против хана Худояра. Наследник престола Сеид-Наср-Эддин (Нассыр-Эдин) свергал своего отца. Его поддерживали антироссийски настроенные представители мусульманского духовенства и ряд крупных чиновников. В подчинении Сеида находился гарнизон Андижана (5 тысяч человек), и, кроме того, к нему примкнули подразделения высокопоставленного сановника Абдурахмана, то есть еще 4 тысячи человек. Города Ош, Наманган и Асаке тоже присоединились к мятежу
[103]. Вскоре хана предал его родной брат (правитель Маргелана) и еще один ханский сын: Мухамед-Алим-Бек – командир отряда пехоты. Худояр попытался дать бой, но армия окончательно его покинула, и с ним осталась лишь несколько сот приближенных.
Худояр бежал и спасся чудом: по пути он встретил группу казаков Скобелева и Вейнера, занимавшихся рекогносцировкой. Ханский конвой и русские пошли вместе, а Вейнер отправил гонца к подполковнику Нольде, уездному начальнику в Ходженте (Российская империя, ныне Таджикистан). Каким-то образом мятежники узнали, что русским на помощь спешит подкрепление, и тут же прекратили преследование.
Итак, Худояра изгнали, но кокандцы на этом не успокоились и повадились нападать на русские форты. К сожалению, сейчас плохо знают о героях той эпохи, и я считаю долгом рассказать об одном бое местного значения. Он не сыграл исторической роли, но дал пример такого мужества, который нельзя предавать забвению.
На станции Мурза-Рабат старостой служил Степан Яковлев, стрелок запаса. Станция представляла собой крошечный форт, «гарнизон» которого состоял из единственного человека. Яковлев знал о приближении кокандцев, и у него было достаточно времени, чтобы покинуть свой пост. Но Степан решил дать отпор врагу. Он завалил вход в «крепость» повозками и дровами, сам поднялся на башню, взяв с собой все оружие – два ружья и одну винтовку. Когда ватага кокандцев приблизилась к воротам, Яковлев сделал три выстрела.
