Такая конфигурация оказалась как нельзя более выгодна Пруссии, которая стремилась объединить вокруг себя целый конгломерат немецких полунезависимых государств. На эти же земли претендовала Австрия, поэтому конфликт двух государств становился неизбежен. Здесь важнейшую роль приобретала позиция остальных великих государств Европы.
Что касается отношений с Веной, то Петербург не забыл поведения австрийцев во время Крымской войны. Переход Австрии на сторону антироссийской коалиции был самым настоящим предательством. Дело в том, что когда в 1848 году вспыхнуло Венгерское восстание и австрийские войска потерпели поражение от мятежников, Вена обратилась к Николаю I за военной помощью. Развал Австрийской империи был невыгоден России. В этом случае Пруссия бы просто поглотила слабые государства, появившиеся на развалинах Австрии, и на границах нашей страны появилось бы сверхмощное государство. Пруссия и Австрия враждовали из-за вопроса преобладания в германских странах и тем самым до известной степени уравновешивали друг друга. Поэтому царь согласился помочь Австрии, и русские войска подавили восстание.
Хотя действия Петербурга и диктовались прагматичными соображениями, факт остается фактом: Австрию спасла именно Россия, и поэтому она могла рассчитывать, что Вена не забудет, кто ее поддержал в трудную минуту. Однако прошло немного времени, и Австрия предпочла действовать в союзе с Лондоном и Парижем.
В Петербурге сделали соответствующие выводы, и когда в 1866 году началась Австро-прусская война, Россия предпочла соблюдать нейтралитет. Австрия оказалась быстро разгромленной, и лидерство среди немецких государств перешло к Пруссии. Она стремительно превращалась в Германскую империю, и этому процессу не препятствовала и Британия, рассматривавшая «единую Германию» как противовес Франции.
Париж забеспокоился и постарался наладить хорошие отношения с новым сильным соседом. На повестку дня стал вопрос о заключении военного союза двух государств, причем не только оборонительного, но и наступательного. Интересно, на кого собиралась наступать Франция в союзе с Пруссией? Не на Россию ли? Бисмарк грезил о германизации Польши, Париж, как известно, стремился отделить Польшу от России. Как видим, у Берлина и Парижа имелись точки для соприкосновения интересов и дипломатического торга, при этом Франция высказала намерение присоединить всю Бельгию, кроме Антверпена, и провела по этому поводу консультации с Пруссией. Об этих поползновениях узнали в Лондоне, и Франции пришлось отказаться от претензий на Бельгию. В качестве «компенсации» за усиления Пруссии Париж начал покушаться на Люксембург, но и тут ничего не получилось. Вокруг Франции стал образовываться дипломатический вакуум.
Мало того, под контролем Франции в эти годы реализовывался проект создания Суэцкого канала. Появление «суэцкой» транспортной артерии имело настолько серьезные геополитические последствия, что Лондон увидел в этом угрозу Индии. Франция активизировала свою колониальную политику на Востоке, что тоже не устраивало Британию. Иными словами, Наполеон III умудрился испортить отношения со всеми великими державами и на этом фоне объявил войну Пруссии! Война обернулась для Франции катастрофой, территориальными потерями и контрибуцией. На политической карте появилась Германская империя, в которую по итогам войны с Францией вошли несколько южнонемецких стран. Определенные выгоды извлек и Петербург, который добился пересмотра условий Парижского мира, завершившего Крымскую войну. Россия вновь возвратила себе право иметь полноценный военный флот на Черном море.
Война закончилась, но ни у кого не было иллюзий относительно ее долговременных последствий:
«…генеральный штаб запросил меня, могу ли я гарантировать, что Франция не станет брать реванш. Я ответил, что напротив, я вполне убежден, что эта война является лишь первой из тех, которые разразятся между Германией и Францией, и что за ней последует целый ряд других», – признавался Бисмарк всего лишь спустя три месяца после заключения Франкфуртского мирного договора
[186].
Добившись целого ряда побед, объединив Германию, Бисмарк отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом. Добить Францию – вот очередная цель его политики. И вот тут он столкнулся с оппозицией в лице России. Полное уничтожение Франции ни в коей мере не входило в планы Петербурга, ведь в этом случае Германия станет абсолютным европейским гегемоном. Нетрудно догадаться, что, расправившись с противником на Западе, Берлин обратит свой взгляд на Восток. В свою очередь, и Париж начал осознавать необходимость сближения с Россией, хотя до подписания союзного договора было еще далеко.
Соперничество великих держав шло по всему миру. Не осталась в стороне от этой борьбы и наша страна. Балканы, Средняя Азия и Дальний Восток – вот основные направления деятельности русской дипломатии и русской армии. Сейчас бытует мнение, что России не стоило ввязываться в конфликты за передел мира. Мол, нет смысла растрачивать силы и средства в попытках утвердиться в новых землях, когда и без того Россия располагает колоссальными пространствами. Не лучше ли бы было сосредоточить внимание на развитии еще не освоенных территорий?
Эти рассуждения строятся на подспудной уверенности в том, что, не вмешиваясь в конфликты с великими державами, Россия могла бы избежать войн. Но такие представления о мировой политике наивны. Сама по себе территория нашей страны и ее ресурсы – это такой привлекательный объект для всех великих держав, что уклониться от столкновения с ними невозможно. Поэтому приходилось играть на опережение, захватывая плацдармы, для того чтобы их не присвоили себе наши противники. Этим объясняется наша балканская, азиатская и дальневосточная политика. В XIX веке все понимали, что время Османской империи подходит к концу. Еще немного, и она потеряет свои европейские, то есть балканские, владения. Возникает вопрос: кто окажется новым хозяином османского наследства? Для России это вопрос первостепенной важности, потому что Балканы – это плацдарм для удара по русскому юго-западу, а проливы Босфор и Дарданеллы – это ключ к Черному морю.
Между прочим, во время Крымской войны базой англо-французских войск стала болгарская Варна. Неумолимые законы геополитики требовали утвердиться на Балканах, создать там государства, дружественные России, а еще лучше – под нашим протекторатом. Те же самые законы заставляли и другие сверхдержавы жестко отстаивать свои интересы на том же самом театре. Для Австро-Венгрии появление на ее южных границах сразу нескольких стран – сателлитов России было смерти подобно. А российская военная база, контролирующая Босфор и Дарданеллы, рассматривалась Британией как прямой вызов.
К началу XX века Россия уже вышла на подступы к Индии в Азии, закрепилась в Иране, а захват проливов создавал предпосылки для следующего броска: к Суэцкому каналу. Закрыв его на замок, Россия подрывала бы возможности британцев удерживать свои огромные азиатские владения. О том, насколько серьезно в Лондоне рассматривали этот сценарий, свидетельствует следующий факт. Как только началась Русско-турецкая война 1877 года, Лондон направил Петербургу ноту, в которой говорилось, что Британия не может допустить блокады Россией Суэцкого канала, оккупации Египта даже на период военных действий, захвата Константинополя, а также изменения статуса проливов
[187]. Красноречивый факт, не правда ли?
