По сути дела, г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно, и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война. Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство».
[229]
В логике Кеннана и Черчилля противниками в глобальной борьбе были, с одной стороны, русские, с другой, англоговорящие народы. Чтобы победить Россию, ее, по этой логике, следовало децивилизовать.
Но сторонники децивилизования России были и среди коммунистической элиты. Вряд ли всех следует зачислять, как это иногда делается, в агентов влияния. Агенты влияния, безусловно, были. Но были и те, кто стоял на космополитических позициях и считал необходимым очистить коммунистическую идею от национальных примесей. Поскольку же реально выстроенная Империя опиралась на фундамент российской цивилизации, децивилизование объективно вело к гибели СССР. Первым таким децивилизатором в постсталинский период выступил Хрущев, вторым – Горбачев. Остановимся далее на соответствующих аспектах их политической деятельности.
Троцкистский реванш Н. С. Хрущева
Конфликт интересов внутри правящей элиты в постсталинский период проходил по трем линиям. Н. С. Хрущев не являлся политиком цезарианского типа. Он не агрегировал интересы, а действовал в логике конфликта. Победа Н. С. Хрущева была победой стоящих за ним элитаристских групп.
Первый разлом – между партийной и государственной вертикалями власти.
Преклонявшийся перед сталинским гением В. М. Молотов считал главной ошибкой И. В. Сталина то, что тот не подготовил преемника. Очевидного номинанта на эту роль не существовало. После смерти вождя началась жесточайшая борьба в его бывшем ближайшем окружении за «сталинское наследство». Н. С. Хрущев включился в эту борьбу в череде многих. При этом его шансы на успех, если исходить из оценки политического веса вероятных конкурентов, были минимальны. Занимаемые им на момент смерти И. В. Сталина посты первого секретаря Московского областного комитета партии и одного из десяти секретарей ЦК КПСС не давали серьезных оснований для претензий на власть. В иерархических перечнях лидеров советского государства по случаю официальных приемов на начало 1953 г. фамилии Н. С. Хрущева отводилась только восьмая строчка. Летом 1953 г. – уже пятая, но все же не первая
[230].
Утверждение Н. С. Хрущева в качестве первого секретаря, безусловно, повышало его статус, но не означало первенства в советском политическом истэблишменте. Важнейшие постановления подписывались сначала председателем Совета Министров – Г. М. Маленковым, а только затем первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым. Такой же порядок подписей существовал и в сталинские годы. Власть правительства считалась, таким образом, выше власти Центрального Комитета. Характерно, что после устранения в 1955 г. Г. М. Маленкова очередность подписей изменилась, обозначив переход верховных властных полномочий в руки партии.
За кулисами советского режима велась острая борьба между государственной и партийной властными вертикалями. В сталинский период в условиях чисток «ленинской гвардии» центр тяжести был перенесен в сторону государства. Занятие И. В. Сталиным с мая 1941 г. поста председателя Совета Народных Комиссаров окончательно оформило произошедшую трансформацию. Партийный съезд не созывался беспрецедентно длительный период – с 1939 по 1952 гг. Количество членов и кандидатов в члены партии сократилось за вторую половину 1930-х гг. вдвое. Для сравнения, за хрущевское десятилетие количество членов КПСС возросло сразу на 69 %.
Тезис Л. П. Берии в ответ на предложение о разграничении функций высших государственных и партийных органов – «Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой» – означал для Н. С. Хрущева закрепление на второстепенных ролях
[231]. Шансы на личный успех появлялись у него при возвращении верховной власти в стране в руки партии. Его основные реформы и политические шаги диктовались именно этой стратегией – максимального ослабления структур государства и максимального усиления структур партии. Этим объясняется, в частности, абсурдная, с точки зрения управленческой логики, политика ликвидации министерств. В ходе создания совнархозов было, как известно, ликвидировано 141 союзное, союзно-республиканское и республиканское министерство. Разделение Н. С. Хрущевым партийных организаций на промышленные и сельскохозяйственные также исходило из идеи руководства партией экономикой.
Разоблачение «культа личности» также вписывалось в план хрущевских властных устремлений. Пафос осуждения сталинизма соединялся с продвижением идеи о негативных последствиях утраты партийного контроля. Резонансное разоблачение нужно было также для демонстрации Н. С. Хрущевым своего лидерства, захвата идеологической инициативы. В действительности процесс реабилитации был запущен не Н. С. Хрущевым, а Л. П. Берией. К XX съезду было амнистировано уже 80 % политзаключенных. Мотивы заботы о судьбе осужденных имели, таким образом, для Н. С. Хрущева второстепенное значение.
Второй разлом – между правым и левым идеологическими уклонами.
Проводимая в сталинские годы борьба с «правым» и «левым уклоном» отнюдь не являлась войной со сфабрикованными конспирологическими фантомами. Внутри партии действительно сформировались группы, выдвигавшие альтернативные подходы к дальнейшему развитию страны. Победа над условно левой оппозицией в лице Л. Д. Троцкого и правой – в лице Н. И. Бухарина не означала полного искоренения связываемых с ними концептов. Под их влиянием оказался определенный круг лиц в ближайшем сталинском окружении. После смерти И. В. Сталина левая и правая альтернативы вновь заявили о себе. Бухаринское направление («правый уклон») было представлено Г. М. Маленковым. Маленковская программа, предполагавшая возрождение нэповских принципов управления экономикой, была ориентирована на преимущественное развитие легкой промышленности и сферы обслуживания населения. Не случайно она была заклеймена Н. С. Хрущевым как «отрыжка правого уклона».
Хрущевская модель развития основывалась на троцкистских (если называть вещи своими именами) идеологических принципах. Сам Н. С. Хрущев выступал одно время в начале своей партийной карьеры как убежденный и активный троцкист. Троцкистское прошлое ставилось ему в вину Л. М. Кагановичем во время заговора антипартийной группы в 1957 г. Н. С. Хрущев говорил, что это было ошибкой молодости (если тридцатилетний возраст можно считать молодостью). Но, по-видимому, он по своим воззрениям так и остался в рамках троцкистской идеологической платформы. Все реформаторские шаги Н. С. Хрущева целиком вписываются в схему хрестоматийного троцкизма. Еще при жизни И. В. Сталина он выступил с программой создания агрогородов, за что подвергся сталинской отповеди. Наступление на приусадебные хозяйства, ликвидация частной промысловой кооперации, укрупнение колхозов и ликвидация «неперспективных» малонаселенных деревень, возрождение воинствующего безбожия, «дебюрократизация», осуществляемая путем демонтажа государственно-управленческих структур, дерусификация в национальных республиках, леворадикальная риторика во внешнеполитических апелляциях – все эти составляющие хрущевской политики были как будто списаны с заветов Л. Д. Троцкого. Характерен в этом отношении вывод, сделанный видным биографом Л. Д. Троцкого Исааком Дойчером, который в 1963 г. констатировал: «Эпигоны Сталина начали ликвидацию сталинизма и тем самым выполнили… часть политического завещания Троцкого»
[232].
