«Папа, папа… — мысленно повторяла она, заливаясь слезами. — Папа, папочка!..»
— Даша! Нельзя же так! Он скоро вернется!
«А если нет? Пропадет, как мама?»
— Даша, успокойся! Он скоро приедет!
«Нет… он обещал отвезти в зоопарк на день рождения, а сам уехал…»
— Глупости какие! У тебя разве сегодня день рождения?
Я попыталась поднять девочку за руки, но она обмякла, растеклась по газону растаявшим на солнце пластилином. Впрочем, даже так я бы легко занесла ее в дом, но как бы не усугубить ситуацию проявлением силы.
Всхлипы и мысленные крики лишали самообладания и Лизу, и меня. И если скривившаяся экономка почти сразу сбежала в дом, то я растерялась.
Как успокаивать истеричек, я знала: пощечина или холодная вода на голову быстро приводят в чувство. А что делать с маленькой крикуньей? Да еще менталом, который не контролирует влияние своих эмоций на окружающих? Я не позволяла себе окунуться в чужое отчаяние, мысленно твердя, что оно не мое. Но чувствовала, что еще чуть-чуть — и буду плакать рядом с девочкой.
Оглянулась на дом — Ким с Лизой не спешили мне на помощь. Предатели!
— Значит, зоопарк любишь? Весь не обещаю, а одного зверя показать могу. Только не пугайся, ладно?
Дарья услышала — перевернулась на бок и, убрав ручки от лица, удивленно воззрилась на меня:
«Не пугаться? Кого, Миа?»
— Жди, сейчас увидишь.
Я бросилась к лабиринту из ароматной туи, на ходу развязывая пояс белого шифонового платья. Не забираясь далеко, благо зеленые стены были выше меня, быстро стянула одежду. Упав на колени, выровняла дыхание.
Глубокий вдох. Выдох. И снова вдох… Звездное небо перед глазами. И полная луна в ореоле холодного серебристого сияния…
Хруст костей. Боль прострелила позвоночник. Отозвалась в макушке. Ударила в кончики пальцев. И растеклась по всему телу. Кожа горела, плавясь на медленном огне моего личного ада.
Я не кричала — только прокусила губу удлинившимися клыками.
Истинные оборотни, рожденные с двумя ипостасями, не испытывают боль. Они превращаются в мгновение ока. Обращенные этому учатся со временем.
Я же слишком долго подавляла новую суть. И боль была моей платой за отказ принять саму себя.
Тело перестало раздирать на части, и мир окрасился в другие цвета, обрел новые запахи и вкусы. Я высунула язык, ощущая, как по морде стекает кровь. Облизалась. Сладко-солено. Вкусно.
Отряхнувшись, поспешила к притихшей девочке. Надеюсь, она не уловила мои муки. Не должна бы.
О том, что маг запретил оборачиваться возле его дочери, я помнила. Но чтобы остановить поток детских слез, готова была ухватиться за любую возможность, даже такую, которая в дальнейшем вылезет боком.
Без ложной скромности заявляю: из меня получилась замечательная волчица. Сильная, высокая в холке, с густой, стального цвета шерстью, отливающей по бокам рыжим, и мощными лапами. С выразительными желтыми глазами и пушистым хвостом.
«Миа! Какая ты красивая!» — восхитилась Дарья, когда я вышла из зеленого лабиринта.
«Спасибо, рада, что нравлюсь тебе». — Я четко сформулировала мысль, проговаривая ее про себя.
Вскоре выяснилось, что мое превращение не усложнило общение с маленьким менталом — Даша хорошо слышала поверхностные мысли, как и раньше.
Чем может развлечь маленькую магичку оборотень в звериной форме? Да много чем. Сначала я ее катала, затем в шутку преследовала, дав большую фору. Даша убегала, заливаясь счастливым смехом, позабыв о своих огорчениях.
Ну а затем мы играли в фрисби. Летающий пластиковый круг взмывал так высоко, что обычная собака и не достала бы. Оборотни же прыгают в разы выше, и Дарья осталась довольна зрелищем — я выделывала в воздухе поистине цирковые кульбиты.
Лишь к обеду она, утомившись, угомонилась и с аппетитом поела, а потом без уговоров легла спать. Девочка настолько устала, что уснула сразу, едва опустив голову на подушку.
Все это время Даша не вспоминала об отце, и за чашкой кофе слуги Вольского дружно выразили мне свое восхищение.
— Всякий раз, как он уезжает, девочка превращается в капризного монстра, — заявила Лиза, щедро наливая себе в чашку сливки. — Будь я ее няней, давно бы прибила.
Ого, ничего себе заявление! И ведь без улыбки произнесла. Такое впечатление, что, не бойся она последствий, обязательно выполнила бы свою угрозу.
— За что прибила бы? За то, что скучает по папе? — не сдержала я возмущения.
Если выпады в свою сторону готова была простить, все же они не грозили мне большими неприятностями, то слова в адрес пятилетнего ребенка задели за живое.
Экономка, нахмурившись, объяснила свою позицию:
— Многие дети остаются с родственниками, когда родители работают, но не все превращают жизнь окружающих в ад.
Отпив глоток кофе, она скривилась:
— Фу, гадость! Вася, опять филонишь на работе!
— Чего?! — возмутился шофер.
Отвезя хозяина в город, он вернулся всего полчаса назад и выглядел уставшим, будто долго кружил, уходя от преследователей. Хотя, может, так и было?
— Снова продукты просроченные купил, — расстроилась Лиза, демонстрируя белые хлопья свернувшихся сливок в кофе. — Сколько раз мне еще надо повторить, чтобы смотрел на дату изготовления?
— Я смотрел, отстань! — Шофер, махом осушив свою чашку и захватив тарелку с бутербродами, вышел из-за стола.
Лиза, проводив его раздраженным взглядом, потянулась к коробке сливок.
— Странно… не просроченные. — Глядя на повара, она поджала губы. — Видать, кто-то забыл сразу поставить в холодильник, да, Ким?
Повар молча пожал плечами.
Экономка, фыркнув, ушла. Хочется верить, ушла, чтобы догнать Васю и извиниться.
— Выдержка — великая сила, она помогает видеть ошибки противника, — благодушно улыбаясь, произнес азиат и, плеснув сливки в свой кофе, передал мне: — Вечером, когда Даша уснет, приходи на кухню — вам с Лизой пора выпить мировую и поговорить по душам.
— Я с ней не ссорилась, — резко возразила я, беря коробку. — Это она меня достает со дня приезда.
Азиат покачал головой:
— Пускай так. Но ты можешь прекратить ее нападки, раз Лизе самой ума не хватает. Мы будем тебя ждать, Миа.
— Не обещаю, что внесу посиделки с вами в свое расписание, — пошутила хмуро.
— И не надо, — прищурился повар. — Все самое интересное случается спонтанно.
— О, буду знать! Спасибо за науку, — протянула с иронией.
Ким промолчал и принялся убирать со стола, а я, раз уж все разбежались, — ему помогать.
