— К сожалению, дар только все усложняет. Вы просто не слышали о магах разума, превратившихся в чудовищ.
— Да, о таком не говорят за чаем… — Я поежилась, представив, что Дашины способности достались какому-нибудь психопату. А ведь даже нормальных людей умение слышать мысли окружающих может свести с ума.
— Вероятно, я скверный воспитатель… или виноваты частые командировки, раз не справляюсь в достаточной мере, что и показали вчерашние события.
Облегчение, вызванное тем, что все обошлось, и несдержанность толкнули к необдуманному заявлению:
— Даша не поддается воспитанию, потому что вы запретили видеться ей с матерью.
Уголок рта хозяина дома дернулся. Все же нервничает, а сразу и не скажешь.
— Да какая из Ксении мать! — с досадой произнес он. — Она может влиять на Дашу только плохо. Если бы не открывшийся дар, она забыла бы о существовании дочери.
Я опешила:
— Как вы можете так говорить?
— Могу. Имею на то полное право. Дарья не нужна матери без своих редких способностей. Я заплатил Ксении миллион, чтобы она не делала аборт, и еще два — чтобы подписала отказ от родительских прав, когда разводились.
В шоке я едва не спросила, в какой валюте он выплатил эти миллионы… Доллары, евро или отечественные дензнаки — не важно, в любом случае торговля детьми — это ужасно. И сложно сказать, кто шокирует больше: продавец или покупатель…
А еще я чуть не заявила, что об аборте, случается, говорят многие женщины, но это не значит, что потом, одумавшись, они не любят своих детей. Да и вообще, требовать плату за отказ от дочки Вольскую могло заставить «Зеркало Купидона», точнее, любовник, которому не нужен «хвостик» в виде маленькой девочки. Был не нужен, пока у «довеска» к красивой женщине не появились многообещающие способности.
— И все же ваша жена остается мамой Даши…
— Бывшая жена, — перебил Вольский. — И не старайтесь меня убедить, что Ксения может дать что-то хорошее моей дочери.
Вот и пришло время сообщить об амулете.
Мое глупое сердце сжалось от боли. Что же мне так не везет?
— Александр, я должна вам кое-что рассказать.
Сидеть в такой момент в неудобном кресле не хотелось, и я поднялась. Вернее, попыталась — такое ощущение, что зад завяз в дурацкой мебели. Повезло, что я не в коротких, а в длинных шортах, а то в такую жару вообще можно прилипнуть к обивке.
Вольский поспешно вышел из-за стола и протянул мне руку.
— Кабинет обставлял дизайнер без меня, — извиняющимся тоном произнес он. — Все никак не избавлюсь от некоторых его неудачных идей и предметов.
Я вложила в его ладонь свою. Помогая подняться, Вольский потянул за руку, не рассчитав сил, и я фактически влетела в него.
— Извините, — прошептала, пытаясь отстраниться.
— А вы меня.
— За что? — спросила я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Он не отпустил, наоборот, обхватил одной рукой за талию, другой за плечи, фактически прижав к себе.
— За то, что иногда наши желания сильнее убеждений.
Я не поняла, о чем он, точнее, постаралась не задумываться, чтобы не ошибиться. Быстро билось сердце, покалывало в тех местах, где соприкасалась наша голая кожа. Да что же со мной такое?!
Стряхнув оцепенение и сделав неудачную попытку вырваться из цепких рук, начала снова:
— Александр, я обязана вам кое-что рассказать…
Решительно заглянув в серые глаза мага, утонула в голодной бездне. О Ночь, это ведь не то, о чем я думаю?
— Миа, я тоже хочу кое в чем признаться.
Мужская ладонь, отпустив мою талию, лаская, скользнула вверх по обнаженной руке. И там, где она проходила, оставался поистине пылающий след. Я даже дышать перестала. Впервые меня настолько взволновало обычное прикосновение.
Нежно проведя кончиками пальцев по шее, а затем и по щеке, Вольский прикоснулся к моему подбородку:
— Вы мне нравитесь, Миа, безумно нравитесь.
Он смотрел так, что стало ясно: поцелует. И в этот раз интуиция не подвела.
У этого поцелуя был вкус кофе и страсти. Позор мне — я ответила на него сразу. Да и как не ответить, когда губы нежны, но настойчивы?
Вольский целовал так, словно умрет, если остановится… И все же остановился. Заглянул в глаза и довольно прошептал:
— Судя по ответу, мои чувства взаимны.
Я оторопела от подобного самомнения.
— Вы… вы… — Я не могла отдышаться и подобрать слова.
— Не вы, а ты, — возразил Вольский, целуя вновь.
Его руки жили своей жизнью, гладя мою спину, при этом не посягая на то, что находилось ниже. А жаль… вернее, правильно, ибо это вообще будет запредельной наглостью и пошлостью. Первый настоящий поцелуй пары — нечто светлое и трепетное, и не важно, если для каждого по отдельности он миллионный по счету.
Ох, какой пары? Если я не имею права целовать чужого мужчину?
— Я все же скажу. — Чудом удержавшись от соблазна, отклонила голову, и Вольский с готовностью нежно поцеловал не в губы, а в шею. — Подождите…
— Подожди, — перебив, поправил он.
На что я махнула рукой:
— Не важно на самом-то деле… Алекс, послушай… — Голос сорвался, когда он слегка прикусил кожу шеи.
— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя именно так. Согласен на Сашу, а вот за Александра и за «выканье» буду штрафовать.
— Как? — спросила я, все еще толком не соображая.
Вольский улыбнулся и поцеловал меня в нос:
— Штраф беру поцелуями.
Удивиться странным расценкам успела, что-либо ответить — нет. Наверное, на кабинете стояло защитное заклинание, потому что последующее было полной неожиданностью.
В дверь постучали — я испуганно вывернулась из объятий мага, — и почти сразу она открылась.
— Александр, у вас гости, — глухо произнесла бледная Лиза. — Это…
— Я не нуждаюсь в представлении. — В кабинет вплыла блондинка, ангелоподобное видение в нежно-фиолетовом платье из воздушного шифона.
Она шла по пушистому ковру в туфлях на тонкой шпильке походкой кинодивы, шагала от бедра, словно по красной дорожке, ведущей в зал, где вручают «Оскара». В каждом движении, повороте головы, легкой улыбке на полных алых губах отображалось одно: «Я знаю, что прекрасна и вы восхищаетесь мной».
И она действительно была прекрасна, эта высокая, стройная женщина с отливающими золотом волосами. А уж от синих глаз, мастерски подведенных черным карандашом и подчеркнутых дымчато-серыми тенями, вообще было сложно отвести взгляд. И демон меня раздери, но ее сиреневое платье гармонировало с одеждой проклятчика больше, чем мои простенькие шорты ниже колена и майка с названием любимой рок-группы.
