– Не слишком ли… поздно?
– У вас есть еще три дня, чтобы подняться на ноги, – прозвучало откуда-то сверху.
– Вы… смеетесь, – шепнула Малика.
Она уткнулась носом в алую наволочку и добавила про себя: «я сдохну гора-аздо быстрее, чем за три дня!»
– Я совершенно серьезен, – заверил ее лунный лорд.
Он наклонился к ней так близко, что горячее дыхание пощекотало затылок. Словно пианист-виртуоз лунник пробежался подушечками пальцев по спине ведьмы. Обнаженной спине, да! – но не это встревожило Малику. Она слишком хорошо помнила, во что превратилось ее тело после порки, а сейчас…
– Что… вы со мной сделали? – прошептала она, боясь шелохнуться. Перед глазами все еще стояла звериная морда в черныхглянцево блестящих сгустках, и желтые, с вертикальными зрачками, глаза… В самом деле, что?!!
Малика услышала легкий вздох. Затем – осторожные, быстрые шаги. Граф обошел вокруг кровати и остановился в изголовье, так, что ведьма смогла лицезреть белоснежное кружево на манжете, длинные пальцы, ободки под ногтями цвета переспелой вишни… Ведьма зажмурилась. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять, какого сорта грязь задержалась под твердыми ногтями лунника.
– Ничего такого, о чем бы вам пришлось сожалеть потом, – тихо сказал граф, – позвольте, я открою вам маленький секрет, госпожа Вейн. Возможно, вы что-то и слышали об этом в своей Академии, или кто-нибудь из отдела забытых преступлений вам об этом рассказывал… Лунники, госпожа Вейн, существа чрезмерно полезные для людей. И не только потому, что способны вылечить от лунной немочи. Вы когда-нибудь слышали о чудодейственном бальзаме Аврелиуса?
Слышала ли она?!! Всеблагий, конечно же – да! Ходили тысячи сплетен об этом снадобье. Мол, лет двести тому назад некий благочестивый Аврелиус создал нечто подобное эликсиру жизни. Оторванная плоть прирастала к телу, выколотые глаза вновь обретали способность видеть, порезы и царапины мгновенно затягивались – разве что мертвые не начинали дышать. Но хитрый старичок Аврелиус не пожелал делиться рецептом, за что, собственно, и был убит в собственной келье. Судя по тому, что никто больше не исцелял немощных в таком количестве, стало ясно, что даже стоя на пороге смерти благочестивый старец никому не раскрыл своего маленького секрета. Далекие это были времена, и тени ушедших веков хранят много тайн.
– Вы нашли рецепт Аврелиуса? – шепнула она, все еще глядя на засохшую кровь под ногтями графа, – считается, что он утерян навсегда.
Еще один тихий вздох.
– Мне нет нужды пытаться воспроизвести бальзам, госпожа Вейн, я просто знаю, что положил в основу снадобья Аврелиус – да упокоится его дух. История умалчивает о том, сколько лунников замучил старик, прежде чем понял одну простую истину: если дети луны обладают способностью регенерировать, то теми же свойствами будет обладать и их кровь.
Малика зажмурилась – чтобы не видеть ни алой подушки, ни дорогих кружев на манжетах графа. Кровь, значит. На самом деле удивляться нечему: эта субстанция издревле считалась домом жизни. У кого-то в крови этой жизни меньше, у кого-то больше, только и всего.
– Вы… заставили меня пить это? – беззвучно выдохнула ведьма.
– Почему вы побледнели? – безжалостно поинтересовался лунник, – бросьте, с вами не случится больше ничего плохого. Разве что вы сами сыщете приключений на свою голову.
Она вдруг успокоилась. Ну и что такого ужасного в том, что в бессознательном состоянии граф напоил ее собственной кровью? Ведь с теми, кого исцелял Аврелиус, ничего плохого не случилось, наоборот, они уходили от старика здоровыми и счастливыми.
– Извините, граф, – она даже попыталась улыбнуться, – тут, видимо, все дело в этической стороне дела. Я не представляю себя глотающей кровь из чашки, я никогда не делала этого раньше. В любом случае, я благодарна вам… за то, что спасли мне жизнь… Уже дважды.
– Раны закрылись, – голос лунника потеплел, – если мы продолжим лечение, то вы подниметесь на ноги, госпожа Вейн. Будет лучше, если это произойдет в течение трех дней, а кроме того… мне нужно кое-что вам рассказать.
Малика не удержалась и фыркнула.
– Вы все-таки решились? Почему?
Лунник опустился на колени рядом с кроватью, уперся подбородком в край матраса – а Малика поняла, что ее исцеление не прошло для него даром. Лицо лунника казалось вылепленным из воска, такое же желтоватое и безжизненное. Глаза запали, налились кровью, и золотые радужки казались тусклыми и мертвыми на алом фоне.
– Потому что я не знаю, что мне делать. Смешно, госпожа Вейн, право же, смешно! Мне скоро минет двести лет, а я запутался, словно младенец в пряже. С одной стороны меня душит данная когда-то клятва, а с другой – дурацкое понимание того, что все происходящее… мм… идет вразрез с этой самой клятвой.
Малика заставила себя поднять руку и погладила лунника по небритой щеке. Он отпрянул и усмехнулся.
– Это слишком жестоко, госпожа Вейн. Последний раз так ко мне прикасалась моя мать. Перед тем, как ее не стало.
– Простите, граф, – она не отвела взгляда, – я хочу выслушать все, что вы мне расскажете. Правда хочу. И, мне кажется, начать стоит с гибели Хаора. Мне кажется, что вы слегка… – на языке так и вертелось «приврали», но Малика вовремя спохватилась, – преувеличили степень собственной трусости в тот день. Я права?
– Надо было сразу отправить вас обратно в Пражен, – лунник улыбался. Но это была искренняя, добрая улыбка. Одна из тех, какими очень редко улыбаются ведьмам.
Малика положила ладонь под щеку. Неуместная, конечно, мысль – но как она сейчас выглядит? Совершенно жалкой, истерзанной, раздавленной? Или хотя бы чуточку привлекательной? Глупости какие…
– Я не виновата. Вас, граф, выдали стены замка. Да-да, юноша с подозрительным свертком, это должно было сразу натолкнуть меня на правильный путь! И только недавно я подумала – что мог таскать за собой несчастный лунник, на которого, к тому же, идет охота? Только… ребенка. Собрата по несчастью. Вряд ли это было дитя честного этернийца, верно?
* * *
Но всю историю целиком она услышала только на следующий день, когда, по словам лунника, его рассказ уже не мог бы чересчур утомить выздоравливающую ведьму.
Малика самостоятельно облачилась в длинный, до пят, бархатный халат приятного сливового цвета. Рукава пришлось подкатить, потому что одеяние с графского плеча было великовато. Она сама умылась пахнущей розами водой, сама расчесала спутанную сбившуюся косу, и – к собственному удивлению – лишь мимолетно подумала о том, что сталось с теми двумя. На самом-то деле Малику почти не волновал вопрос, остались ли живы ее палачи. Подспудно она уже знала ответ; мало кому удавалось пережить нападение разъяренного лунника. Пожалуй, единственное, что тревожило Малику во всей этой истории, так это как объяснит граф появление двух растерзанных трупов.
Уже сидя в кресле и грея пальцы о чашку с чаем, ведьма все-таки задала этот вопрос лорду. Тот с наигранным удивлением вскинул брови – ах, госпожа Вейн, к чему беспокоиться о таких пустяках? Ничего не найдут. Ни косточки. Не смотрите на меня так, госпожа Вейн, я всего лишь хорошо спрятал останки тех ублюдков, и, между прочим, уже забыл о них, что и вам советую.
