* * *
…– Так Хаор в самом деле вернулся в Этернию? Откровенно говоря, мне все казалось, что дух ведьмака во всей этой истории играет роль отвлекающего маневра. Или козла отпущения.
Лунник, который до этого сидел абсолютно неподвижно, вздрогнул и задумчиво глянул на Малику. Он все еще пребывал во власти воспоминаний, все еще держал в руках холодные пальчики несчастной Шани.
– Для Дина это примерно так и было, госпожа Вейн. Разумеется, если принять на веру рассказ Жанны… И мы ведь поверим ей, верно? Она сказала правду, ничего не утаив. А теперь я изложу вам свою точку зрения на последние события и, полагаю, после этого вы сможете принять правильное решение.
– Я бы не стала на вас доносить в любом случае, – пробормотала Малика, – что бы вы сейчас не рассказали.
Лунник широко улыбнулся, демонстрируя белые острые зубы, причем сделал это намеренно – мол, вы же взрослая ведьма и должны понимать с кем имеете дело.
– Единственное, в чем меня можно обвинить, так это в убийстве двух фанатиков. Но такое обвинение весьма сомнительно, госпожа Вейн. Нет тел – нет преступления. Разве что спустя несколько лет прибавилось бы работы вашему отделу. Так что, продолжим?
Она молча кивнула. История близилась к завершению и, пожалуй, единственное, чего бы хотелось Малике – так это счастливого финала. Для графа, для нее, для всех, кто смог избежать «мести» Хаора.
– Он пришел ко мне, – тихо начал граф, и в голосе явственно прозвучали нотки страха, – и говорил со мной. Вам должно быть известно, что в последние дни Сэлдима духи иногда показывают своим потомкам места сокрытых кладов. И в ту ночь, когда мне явился дух ведьмака… он приказал мне написать письмо Нэйду. Хаор собирался увидеться со своими потомками и, если они окажутся достойны, открыть место, где припрятал сокровища. Теперь вам должно быть понятно, почему Нэйд пытался отправить вас обратно в Пражен, госпожа Вейн. Ему было совсем не с руки, если у пустошей будет вертеться ведьма с вашими талантами, да еще и упокаивающая призраков за жалованье. Нэйду призрак Хаора был нужен живым и здоровым, как это ни глупо звучит. О готовящемся ритуале узнала и Джин – а надо сказать, что с годами приступы безумия у нее участились. Хвала Эо, что ее бедная мать уже не видела своей дочери с выпученным глазами, сбитыми в колтун волосами, яростно кидающейся на стены… Но Джин не всегда такая. Порой рассудок ее чист как роса поутру, и тогда это наиприятнейшая собеседница, какую только можно себе вообразить. Так вот. Джин узнала о приезде Нэйда, а потом, во время приступа, сболтнула, что намерена одновременно провести свой ритуал и тем самым вернуть деда к жизни. В теле Нэйда, разумеется. Когда я оставлял вас в своей спальне, госпожа Вейн, мне нужно было привести Джин в чувство. Это она ударила меня кинжалом, но я все еще надеялся сохранить в тайне происходящее. Это она явила морок Дину, выманила его на курган Хаора и там зарезала ножом, который стащила из замка. Толкнула вас в окно тоже Джин, вернее, ее магия. И это ее землянку вы видели перед тем, как на вас напали двое ее приспешников…
Малика крепко зажмурилась. Если бы только можно было забыть, смыть страх, боль, унижение, которые она испытала в ту ночь – тогда, наверное, она стала бы счастливейшей из ведьм. Но теперь и низколобое лицо Арчи, и правильные черты блондина, имени которого она так и не узнала, будут преследовать ее до конца дней.
– Они сказали мне, что Джин – святая женщина, – медленно произнесла ведьма. Получилось как-то хрипло и беспомощно, как будто Малика до сих пор боялась…
Да, боялась. Что уж тут скрывать?
«Но могло получиться и хуже, гораздо хуже», – в смятении подумала она, – «если бы граф не подоспел вовремя».
– Иногда она ведет себя именно так, – лунник усмехнулся, – много ли надо жителям Блюменса, чтобы уверовать в святость кого-либо? Для этого довольно чуть отличаться от прочих, но именно – чуть. Например, жить в землянке, не иметь любовников и выставлять напоказ книгу о деяниях Всеблагого, понимаете? Люди легковерны, и жаждут чуда. А Джин еще и умудрялась исцелять некоторых из горожан, непременно при этом бормоча молитвы. Разумеется, мало кто видел ее во время приступов – Джин невероятно хитра.
– И где сейчас Джин?
Он пожал плечами.
– Еще не знаю, госпожа Вейн. Она покинула замок после того как прокусила мне руку.
Малика поднялась из-за стола.
–Что мы будем делать дальше? Ваш рассказ наконец расставил все по своим местам, но… вы предупредили Нэйда об опасности?
Медленный кивок. Блеск золота в звериных глазах.
– Разумеется. Однако Нэйд уверен в себе и не собирается отсюда уезжать без сокровищ. Тут, понимаете, дело не в деньгах, Нэйд в них не нуждается. Тут, скорее, дело в том, что частенько среди древних вещей попадаются ценные амулеты. А если учесть, что все это – фамильные драгоценности семьи ведьмаков, то вероятность найти среди побрякушек нечто интересное – весьма и весьма велика.
– Вам известно место, где будет проходить ритуал?
– Нет, – лунник покачал головой, – но я бы предположил, что это произойдет где-то в пустошах, неподалеку от кургана.
– И когда Джин хочет подарить Хаору вторую жизнь?
– Ну-у, – он нервно постукивал ногтями по полированной столешнице, – в соответствии с первоначальным планом это должно состояться не позже чем в первую ночь после фиолетовой луны.
– То есть послезавтра, – уточнила Малика.
– Да, – кивнул граф, – послезавтра.
Ночь синей луны
Сэлдим –особенныймесяц. То, что спало, свернувшись тугим бутоном, просыпается, раскрываясь навстречу солнцу. Те, кому посчастливилось пережить зиму, с наслаждением вдыхают незабываемый и ни с чем несравнимый коктейль, смешанный из запахов зелени, земли, нектара и свежести ледника, которую приносит ветер с Солнечной горы. И луна Всецветня тоже особенная. Так уж получилось, что весь месяц висит она в небе круглой плошкой, только оттенок ее меняется. Сперва – чистое серебро, белый цвет невинности, затем – как будто в разведенную известь добавили несколько капель алой краски или уронили горсть раздавленной клюквы. С каждой ночью все гуще цвет Ночной странницы, до тех пор, пока не станет она багровой, словно свежая ссадина. Потом как будто небесная синева начинает тушить гневный цвет луны, заливая алое синим. Лиловая, фиолетовая, синяя… И все. Ночная странница попросту растворяется в темноте, становясь невидимой. Сэлдим заканчивается.
…Маликахмуро вглядывалась в небо, где едва заметно синел диск луны. Она стояла у окна и куталась в шаль. Ночь обещала быть теплой, как и полагается последней ночи Сэлдима, но ведьме отчего-то было зябко. Малике очень хотелось верить, что мерзла она не от страха.
Легкий шорох за спиной.
Она резко обернулась, хотя заранее знала, кого увидит.
– Граф.
Лунник сдержанно кивнул и замер, словно черная тень. Как странно – до этого он ни разу не одевался во все черное, отдавая предпочтение куда более живым и приятным глазу цветам. Что же поменялось в эту ночь?
