Она мотнула головой. Йоргг! Уж пусть лучше находиться под властью морока, насылаемого ректором, чем вот так, лицом к лицу со старостью и приближающейся смертью.
– Ты еще спрашиваешь, почему я здесь в такую рань? – проскрипел старик. Его кустистые белоснежные брови сошлись на переносице, светлые глаза угрожающе засверкали. – я здесь, Малика Вейн, чтобы в последний раз поговорить с той, кого я считал порядочной женщиной, и которая оказалась змеей подколодной. Могу я пройти?
Вконец растерявшись, Малика только сделала приглашающий жест рукой, милорд ректор прошаркал в комнату и тяжело опустился в кресло. Несколько минут его взгляд скользил по опустевшим полкам, затем метнулся к чемоданам и остановился на Малике.
– Так вот значит, по каким личным делам ты отпрашивалась, – негромко начал он, – работу поменять решила? Что, эта улитка, Уэлш, больше денег предложил?!! Так почему ты мне не сказала, что тебе не хватает на жизнь? Академия, конечно, живет на императорские подачки, но уж тебе бы я выкроил что-нибудь!
Она замотала головой. Слезы навернулись на глаза, Малике вдруг захотелось упасть на колени перед ректором, поцеловать его сухую руку, попросить прощения – как у отца, который вырастил непутевую дочь.
– Нет, милорд, все не так, – она откашлялась, пытаясь избавиться от горького комка в горле.
– Да неужели? – в голосе старого мага зазвенела сталь, – тогда скажи мне, почему вдруг вчера ко мне явился этот презренный слизняк, Генрих, и продемонстрировал мне подписанное тобой соглашение?
– Зачем вы так? Генрих вовсе не слизняк, он мне помог…
– Слизняк, самый настоящий! – взорвался ректор, – сидит там, куда его папенька посадил, и лапкой не пошевелит, чтобы хоть что-то сделать самому ! Это ли не слизняк?!!
– Милорд, – ведьма невольно всхлипнула. Не осталось и следа от величественного ректора. В кресле перед ней сидел убитый горем старик, который не давал воли слезам только потому, что был слишком горд для этого.
– Что – милорд? Что – милорд?!! Говори, побери тебя йоргг!
Вокруг ректорского посоха заплясали колючие искры. Старик был весьма могущественным магом огненной стихии, и когда гневался, порой терял над ней контроль.
– Это не вина Уэлша, – тихо сказала ведьма, – мной заинтересовался кто-то… сверху, понимаете? И мне совсем не хотелось становиться агентом этого дурацкого ведомства, но… Так уж получилось, что, откажись я – и они бы замучили… не то, чтобы совсем уж невинного человека, но, скажем так… существо, которое стало мне дорого.
Ректор поник. Прислонил погасший посох к столу и принялся перебирать задумчиво бороду. Воцарилось тягостное молчание, и Малика не знала, что ей делать – то ли сесть рядом с магом, то ли предложить чаю, то ли вправду броситься на колени и вымаливать прощение.
– То, что ты сказала, правда? – хмуро спросил ректор.
– Милорд, я бы не стала вам лгать.
– Я уж не знаю, можно ли тебе верить, Малика Вейн. Кто это… существо?
– Лунник, милорд. Они отпустили его только тогда, когда я согласилась подписать соглашение.
– Йоргговы твари, – устало выдохнул маг, – нашли и к тебе веревочки. Тогда ты, наверное, поступила правильно, Малика Вейн. По крайней мере тебя не будет мучить совесть из-за того, что по твоей вине погиб… пусть даже и лунник. Мне вот только жаль, что они забирают тебя, такую чистую, такую порядочную и честную, чтобы потом вывалять в грязи и превратить в подлую шлюху…
– Милорд! – кровь прилила к щекам. Еще бы – Малика ни разу не слышала, чтобы господин ректор выражался таким образом.
– Да-да, деточка, я знаю, о чем говорю. Агент должен делать то, что ему приказывают. Агент не принадлежит себе. А приказать, знаешь ли, могут все, что угодно, и это «все» будет идти вразрез с твоими взглядами и велением совести, но ты уже ничего не сможешь поделать. Надеюсь, этот лунник оценит жертву, которую ты принесла…
– Он ничего об этом не знает, – усмехнулась Малика, – и, мэтр, я же сделала это не для того, чтобы он об этом узнал. Я просто хотела, чтобы его отпустили.
Ректор покачал головой и угрюмо уставился на навершие посоха, ярко-рыжий кристалл, сжатый в когтистой лапе.
– Да по тебе просто монастырь Всеблагого плачет, деточка, – пробормотал он, – Похоже, мне пора удалиться. Поди сюда, Малика.
Она несмело приблизилась, старик, кряхтя, поднялся с кресла и, опираясь на посох, подошел почти вплотную.
– Дай-ка я тебя обниму на прощание, – трясущаяся рука легла Малике на плечи.
Она вдруг с удивлением поняла, что от поношенной одежды ректора пахнет лавандой, а щеки старого мага – гладкие и жесткие.
– Я надеюсь, деточка, что ты сможешь выкрутиться, когда с тобой приключится беда.
– Если приключится, милорд. Я буду стараться, чтобы этого не произошло.
Старик отпустил Малику, сделал шаг назад и погрозил пальцем.
– Не если, а когда , Малика. Агенты по делам нечеловеческих сущностей долго не живут, знай это.
* * *
…Она покидала гостеприимный дом Академии с тяжелым сердцем. Потом был недолгий путь, на протяжении которого ни Малика, ни мрачный возница не перекинулись ни словом. Оказалось, Генрих Уэлш подыскал Малике новую квартиру в переулке Фонтанов, в одном из самых респектабельных районов Пражена.Размещалась она на втором этаже трехэтажного дома, облицованного мрамором, а вокруг зеленели стриженные пирамидками кипарисы. Молчаливый возница помог Малике занести багаж и исчез, оставив ее наедине с новым жильем и собственными далеко не радужными мыслями.
Ведьма обошла квартиру. Спальня, оклеенная нежно-зелеными обоями, гостиная, где весьма гармонично уживались темно-синий и молочный цвета, прихожая, отделанная дубовыми панелями, небольшая ванная и кухня. Мебель была подобрана для каждой комнаты: в спальне – пузатый комод из березы и огромная кровать под бледно-зеленым балдахином, в гостиной – сине-молочный полосатый диван, такие же кресла с резными подлокотниками, небольшой круглый столик на гнутых ножках. Каминная решетка была начищена до блеска, из чего Малика пришла к выводу, что Уэлш заставил прибрать в квартире к ее, Малики, появлению.
Ведьма устало присела на диван и задумалась.
Все происходящее вновь напоминало дурной сон. Не кошмар, а именно нехороший, мутный сон, из которого так и хочется вырваться, но который не торопится отпустить жертву. Не слишком ли высокой оказалась цена, которую пришлось заплатить за освобождение лунного лорда? Уж он бы точно так не поступил, если бы с ней, Маликой Вейн, случилось бы подобное.
Потом ей стало стыдно от таких мыслей. Поступил бы. Сколько раз он спасал ей жизнь? Не меньше двух, точно? Наверное, теперь они в расчете, и никто никому ничегошеньки не должен.
Стоило начать вспоминать лунного лорда, как у Малики заныло под ложечкой. Интересно, успел ли он выехать из Пражена? Или сидит где-нибудь в местной гостинице и злится на весь род людской? И вспоминает ли госпожу Вейн?..
