– Мне показалось, в нем нет ни капли магии, – она ловко шнуровала корсет, – с чего вы решили, что он особенный? Хотя, конечно же, спасибо за подарок. Он в самом деле особенный. Он красивый.
«И напоминает мне об Ирисовых пустошах», – закончила она про себя.
– Может быть, потому, что эта магия не затрагивает вашу специализацию?
– Не думаю, – сказала ведьма, но в душу запали сомнения.
Пожалуй, настало подходящее время задать луннику пару вопросов.
– Когда вы приехали сюда, граф?
Он помолчал, словно размышляя.
– Не помню, госпожа Вейн. Я был… как бы это сказать… немного расстроен и раздосадован тем, как обернулась моя поездка в Пражен.
– Зачем вам было ехать в Пражен?
– По личному делу, которое вас уже не касается, – ядовито отозвался лунник, – а почему вы спрашиваете? Агент Вейн проводит допрос подозреваемого?
– Нет, я…
Она помялась, а затем тяжело сказала:
– Мне показывали клок шерсти лунника, который остался в пальцах одной из жертв. Он совершенно черный, граф.
– Я не единственный черный зверь в Ловенне.
– Да, но вы…
– Я бы не стал убивать людей только потому, что с меня сняли три шкуры в Пражене, – тоном, не терпящим возражений, ответил Альвен, – как видите, я попросту бросил Блюменс на произвол судьбы.
– Бросили тех, кто меньше всего виноват в ваших злоключениях!
– А мне все равно, госпожа Вейн, знаете ли! И я вам не раз говорил, что мне безразлична судьба честных жителей Блюменса и прилегающих земель!
Беседа зашла в тупик. Малика нырнула в верхнее платье и расправляла фиолетовые складки. Затем она пожаловалась нерешительно:
– Мне снятся странные сны, граф.
– Какое совпадение, госпожа Вейн! Мне тоже снятся сны. Правда, я не могу судить о том, насколько они странные.
– Всеблагий наградил вас воистину ядовитым языком, – буркнула ведьма, – мне снилась лунница по имени Исиль. Она со мной говорила во сне. Вы, часом не знаете, кто она?
– Понятия не имею, – немедленно отозвался граф, но Малике показалось, что его голос предательски дрогнул.
– А вам что снится, Альвен? – шепнула Малика, не рассчитывая услышать ответ.
Но лунник прекрасно ее расслышал.
– Мне снится, госпожа Вейн, что мне выбивают зубы. По нашим поверьям это означает близкую смерть. Я вижу, вы наконец оделись? Идемте, Брай наверняка вас заждался.
– А вы? – Малика вышла из-за ширмы и, надо сказать, ей очень не понравился тот взгляд, которым окинул ее лунный лорд.
В золотых глазах полыхала непонятная злость, почти ненависть.
– У меня дела, – тихо сказал он, отворачиваясь, – к тому же, я хорошо помню ваше нежелание меня видеть.
Малика смутилась.
Да, она говорила нечто подобное, но тогда… тогда, похоже, она была просто вне себя от пережитого страха, от волнения, от близости смерти… И позже – как сложно пережить страшную, сосущую пустоту в душе, под сердцем… Но теперь он рядом, живой и невредимый, а она закабалена договором с ведомством Уэлша.
«Ну, дорогая, разве ты не знала, что мужчины никогда не ценят того, что для них делается?» – так сказала бы Элти Брунн, и была бы совершенно права. Малика тяжело вздохнула.
Не ценят, точно не ценят.
– У вас завидная память, – пробормотала она, опуская глаза, – но кое-что можно было бы и забыть.
– Я так не думаю, госпожа Вейн. Воспоминания – это все, что у нас остается.
* * *
Брай Рутто оказался полной противоположностью своего родственника. Правда, Малика тут же решила, что характер у всех с возрастом портится, и что Брай к двухсотлетию скорее всего станет таким же несносным как и Альвен.
А вот внешне кузены были очень похожи: те же аристократичные черты, точеные скулы, высокие лбы, гладкие черные брови и волосы, аккуратно зачесанные назад и завязанные на затылке черной лентой.
В общем, Брай Рутто производил впечатление наиприятнейшего и немного флегматичного лунника, в то время как Альвен был резок и ядовит как болотная гадюка.
И, как и предупреждал слуга, на Брае Рутто солнцем сиял шитый золотом старомодный камзол.
Малика неуверенно остановилась в дверях кабинета, но Брай галантно ей поклонился.
– Прошу вас, проходите, госпожа Вейн. Альвен уже сообщил мне о цели вашего визита, я все обдумал, и вам лишь остается услышать ответ. К слову, наряд моей покойной матушки вам очень к лицу…
– Я вам его верну, – пробормотала ведьма.
– Нет-нет! Ни в коем случае! Вы можете располагать им как пожелаете, ведь матушке уже ничего не нужно!
Ведьма прошла вглубь кабинета и осмотрелась.
Здесь, как и повсюду в доме, искусная резьба по дереву поражала воображение. Мебели было совсем мало: светлый письменный стол, пара стульев и широкое кресло у входа.
– Прошу вас, садитесь, – проворковал лунник.
– Кажется, для того, чтобы услышать ответ, вовсе необязательно удобно располагаться, – она грустно покачала головой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать ответ Брая.
– Как пожелаете, – добродушно согласился он, – тогда я не буду занимать ваше драгоценное время, госпожа Вейн. Как вы, должно быть, предполагали, я не поеду в Блюменс. Ну, посудите сами, какой мне прок в том, чтобы сменить этот прекрасный светлый дом на мрачную башню лунника в не менее мрачном уголке Этернии?
Она опустила голову.
Проку, конечно же, никакого… И вообще, глупо было рассчитывать на то, что этот холеный и довольный жизнью аристократ захочет отправиться в прогнивший Блюменс.
– Там же… некому теперь защитить людей, – глухо произнесла Малика.
– О, ну об этом стоило подумать тем, кто арестовывал моего кузена, а затем подвергал многочисленным пыткам, госпожа Вейн. Нет, не нужно бледнеть, я вас ни в чем не виню. Но посудите сами, почему Альвен должен был оставаться лунным лордом там, где его готовы убить только за то, что он не принадлежит к человеческой расе?
Ведьма покачала головой и молча поднялась. Говорить было не о чем, спорить тоже было не о чем. Глупо отрицать правоту Брая.
– Тем не менее, мне не очень приятно, что я разбил ваши надежды, – мягко продолжил лунник, – быть может, я могу что-то для вас сделать?
Она пожала плечами. Нет, ничего он для нее не сделает. Хотя…
– Если вас не затруднит, передайте своему кузену… Что я искренне сожалею о том, что когда-то сказала ему в Ирисовых пустошах.
Золотые нечеловеческие глаза блеснули.
– Но вы могли бы сказать ему это сами, госпожа Вейн.