От пальцев до локтя тут же пробежала искра, окутав туманным сиянием. Радужный палец вытянулся и подцепил ткань лямки. Йалка тихо ахнула, однако не сдвинулась с места. Серебристо-сиреневые нити тут же стали вместо рассатанных, образуя цельное полотно. Лёгкое сияние посеребрило края ткани и тут же исчезло. Девушка, некоторое время, как завороженная смотрела на одежду, а потом чуть улыбнулась.
— Так вот оно как, — произнесла она.
— Так и по-другому тоже, — кивнула я, задвигая шарканя за спину, чтобы тот не надумал ещё что-то потрогать.
— А… — Йалка подняла руку и протянула пальцы к моим, переливавшимся всеми цветами радуги.
— Можно дотронуться?
— Не вопрос, — рассмеялась я и легонечко пощекотала её ладонь.
Йалка улыбнулась и погладила радужный палец.
— Словно тёплой воды касаешься, — описала она свои ощущения.
Я, честно говоря, не знала, что ответить, потому что все люди говорили разное. Кому-то прикосновение к телу Шестопалой казалось холодным, как лёд; кому-то твёрдым, а кому и вовсе напоминало огонь. Видно, это слишком индивидуальная вещь. Но реакция Йалки мне понравилась.
— Ой, ты же голодна! — неожиданно спохватилась она, убирая руку и вскакивая с постели. — Вот же я дурёха!
— Да нет, всё в порядке, я ж с голода не падаю в обморок, — попыталась успокоить я хозяйку.
— Ты и так лежишь, куда ещё падать! — заметила Йалка. — Вставайте оба и приходите на кухню, я сейчас сделаю поесть.
Она быстро вышла со двора, оставив нас с Шариком.
Я только чуть покачала головой.
— Чудные они тут.
— С их точки зрения, вероятно, мы ничем не лучше, — заметил змей и неожиданно зевнул.
— Ты весь вчерашний день проспал и всё равно мало? — усмехнулась я.
— Да, — невозмутимо ответил он. — Я вообще считаю, что жизненный режим надо менять. Полгода спячка, полгода — всё остальное. Надо жить медведеобразно.
— Да, но тогда учти — от охотников удирать будешь без моей помощи.
* * *
Завтрак был похож на ужин: те же продукты, только немного иначе приготовлены. Это навело меня на мысль, что белораты в гастрономической сфере особо не изощряются. Другой что, это вкусно и сытно, поэтому долго уговаривать съесть всё и сразу, меня не пришлось. Йалка оказалась смешливой и разумной девушкой, она хорошо знала, какие страны лежат за Белораткой, даже могла определить, где находится завеса Ашья. Кстати, на мой осторожный вопрос: «Куда девались Алуш и Радистав?», она ответила, что оба ушли в горы — расчищать один из белоратско-нарвийских путей. Почему Радистав не позвал меня — оставалось загадкой, однако я промолчала. В беседе с Йалкой всё было хорошо — кроме одного: смотреть в глаза оказалось достаточно сложно. Каждый раз, чувствуя, как меня внимательно изучает эта живая яшма, становилось не по себе. Вроде и смотришь в глаза, а глаз нет. В общем, ощущения не из приятных, хотя ничего враждебного в ней не ощущалось.
— А может, Рад хочет ещё раз взглянуть на бурштын, — чуть улыбнулась она. — Последнее время, как только у нас окажется — сразу идёт к нему. Не даёт ему покоя солнце-камень.
Рад? Ути-пути, какие фамильярности.
— Солнце-камень? — недоверчиво переспросила я, понимая, что такого названия ещё не слышала. — А можешь рассказать мне подробнее? Я здесь не первый раз уже слышу про какой-то (ну, ладно, не какой-то, но надо же прикинуться простушкой), бурштын и ещё этот… алатар! Что это такое?
Йалка улыбнулась и подвинула мне плетёную корзиночку со сладкими лепёшками:
— На самом деле всё совсем не сложно. Сейчас расскажу. Бурштын — камень, который в основном добывают здесь, в Белоратских горах. Есть ещё в других местах его разновидности, но их слишком мало. Поэтому принято считать, что самый лучший бурштын только здесь. Он поддерживает и дарит тепло. Им пользуются наши маги. Камень может излечивать и восстанавливать здоровье. А ещё держит огонь. Впрочем. — Она встала и подошла к резному шкафчику, что-то быстро оттуда вынув, вернулась на место. — Сейчас покажу.
Я так и не сообразила, что сделала Йалка, но через минуту передо мной стояла зажжённая свеча. К ней девушка поднесла янтарный осколочек (во всяком случае, он именно так и выглядел), камень тут же вспыхнул, однако она даже не вскрикнула.
— Смотри, бурштын — это огонь, который не жжёт. — Пальцы Йалки были охвачены пламенем, но она улыбалась. — Попробуй сама.
Протянув руку, я почувствовала, как пламя только пощекотало кожу, и неожиданно от пальцев до плеча, словно пробежал тёплый разряд.
Йалка с улыбкой наблюдала за происходящим, в одно мгновение пламя погасло, и я прикоснулась к пальцам белоратки. Обычная плоть — никакого огня, никакого волшебства.
— Вот видишь, — произнесла она. — Поэтому если маг сумеет использовать его, то…
— Использовать как? Ты имеешь в виду, что и во вред людям? — спросила я.
Йалка нахмурилась.
— Всё можно использовать во вред. Только не стоит этого допускать.
Что ж, я была с ней целиком и полностью согласна. Сладкие лепёшки почему-то удивительно быстро закончились. Правда, через секунду сообразила, что не я такая обжора, а мне помогает звучно чавкающий под столом Шарик.
— А вот ал-атар…
— Ал-атар или алатар? — уточнила я, так как что Радистав, что воспитанница Алуша называли его хоть и схожими, но всё же отличными именами.
— Ал-атар — название древнее, — пояснила Йалка, — пришедшее к нам из легенд, которыми исписана добрая часть Белоратских гор. А сокращаем мы уже для удобства.
— Да? — хмыкнула я. — По вам не скажешь, что вы торопышки.
Йалка рассмеялась:
— Я надеюсь, это комплимент. Хоть и чудной. Но ты и сама чудная, Вика.
Итак, один-один. Девица совершенно не смутилась и отплатила мне той же монетой. Что ж, я заслужила, жаловаться нечего.
Ал-атар… Я вдруг нахмурилась. Идиотка! Как же сразу не вспомнила-то?! Ал-атар — иранское слово. И учёные подозревают, что именно от него пошло славянское «алатырь». Алатырь — мифический камень, из которого появился мир. Ведь у нас даже есть в сказках Алатырь-гора! То есть… возможно, она не такая уж и мифическая? Если не ошибаюсь, возле неё жила мудрая змея Гарафена — аналог египетского сфинкса. Впрочем, сказки-сказки… Но, учитывая, что я оказалась может и не у чёрта, но всё равно на куличках, то вполне может быть, что сказка станет былью.
— Что-то не так? — обеспокоено спросила Йалка.
— Нет-нет, продолжай. Так что алатар?
— Это камень, который заставляет «спать». Огонь, воду, магические силы, порой говорят, что даже саму жизнь. Но между бурштыном и алатаром нет войны, потому что один не может без другого. Алатар не уничтожает, так же, как бурштын не может ничего создать. Они лишь помогают поддерживать, дают возможность перейти из одного состояния в другое. По преданиям нарви — глубоко под землёй есть чудесный храм, где находится статуя создательницы всего сущего — Саргум Гаятх. У неё четыре руки. В каждой она держит по шару. Четыре шара — это четыре народа: ирийцы, фалрьяны, нарвь и туаты. Два из них сделаны из бурштына, а два — из алатара. Таким образом, они символизируют гармонию, царящую среди живых и мёртвых. Тех, кто ушёл, кто есть сейчас и кто будет после. Каждый шар — своеобразный символ. Есть люди, пытающиеся восстановить древнее учение, однако пока их постигала только неудача. Отец Радистава как раз погиб, пытаясь отыскать храм Саргум Гаятх. Говорят, он расположен рядом с самой завесой Ашья.
