Тамира повертела бумажку в руках, затем недоверчиво покосилась на пациента, прикидывая, точно ли у того спал жар. На обрывке, в лучших традициях пятилетних мастеров, были нарисованы три кривые ёлки и несколько загогулин непонятного назначения.
— Может быть, тебе стоит бросить политику и заняться живописью? — предложила девушка. — Это ничего, что поначалу не получается. Зато учёба надолго тебя займёт.
— Я понял твой тонкий намёк, можешь не продолжать, — усмехнулся Эдвин. — Но у меня немного другие цели. По этой бумажке меня смогут найти свои, и никто, кроме них.
— Хочешь сказать, что здесь даны точные координаты?
Тамира скептически сдвинула брови.
— Точных нет. Только общее направление. Но этого будет достаточно.
Тамира молчала, всем своим видом давая понять, что не считает такой ответ исчерпывающим, и Эдвин продолжил:
— Один мой товарищ — он что-то вроде телепата. Мысли не передаёт и не читает, но найти меня на ментальном уровне сможет. Если будет знать в общих чертах, где искать.
— Ну хорошо. И зачем конкретно ты хочешь, чтобы тебя нашли? Мне здесь, знаешь ли, собрание подпольщиков совершенно не нужно.
— Тебе и одного подпольщика слишком много, — сменив тон на предельно серьёзный, ответил Эдвин. — Точнее, беглого преступника. Моё присутствие для тебя опасно, к тому же я — порядочная обуза. Раньше я думал, что день — другой — и смогу уйти сам. Но, похоже, пока мне это не под силу. Так что пусть лучше мне помогут.
— Да переживу я уж как-нибудь твоё присутствие лишних несколько дней, — фыркнула Тамира. — Если смогу, передам твои художества, но это уж как получится. На рожон лезть не стану. А тебе даже полезно посидеть спокойно и подумать. Может, хоть дурь из головы повыветрится.
— Ты это о чём? — нахмурился Эдвин, передавая ей бумажку с «художествами».
— О чём, о чём, — пробурчала Тамира, возвращаясь к печке и чайнику. — Как тебе вообще в голову взбрело, что нам надо дружить с теми, кто в своё время чуть не загнал нас всех в могилу?
— Знаешь что, вот только не надо учить меня жизни, — огрызнулся пациент.
— А ничего, — невозмутимо возразила травница. — Ты у меня дома живёшь, я тебя лечу, так что немножко нравоучений потерпишь. От тебя не убудет. А если хоть что-то примешь к сведению, то вообще выйдет сплошная польза.
— А что ты в этом понимаешь? — Глаза Эдвина ожили, болезненно засверкали. Он поднялся повыше и даже скинул одеяло. — Посмотри, как ты живёшь!
— Нормально живу, — огрызнулась Тамира.
— Нормально? — С каждым словом пациент заводился всё больше. — Нормально? Ты действительно так считаешь? Ты еле — еле сводишь концы с концами, при том, что работаешь, не покладая рук. Думаешь, я ничего не вижу и не понимаю? Не знаю, как ты рано встаёшь и как поздно ложишься, до глубокой ночи портя глаза над своими порошками? И что ты со мной последним куском делишься, а сама понятия не имеешь, появится новый кусок назавтра, или придётся на тех же травах перебиваться?
— И что с того? — Тамира сама не заметила, как тоже начала заводиться. — Так все живут!
— И это, по — твоему, хорошо? Это нормально? Так вот, я тебе расскажу: ты ошибаешься. Человек, который работает так, как ты, должен и жить соответственно. У него должно быть не только всё необходимое, но и хоть немного лишнего. И вообще, красивые девушки не должны жить в одиночестве в дремучем лесу. Они должны получать от жизни удовольствие. На мероприятия ходить — выставки, спектакли, да мало ли! У них должны быть подруги, соседки — сплетницы, поклонники наконец!
— Вот только сплетниц мне не хватало, спасибо на добром слове! — рассердилась Тамира. — И потом, с чего ты решил, что у меня нет поклонников? Может, по мне полгарнизона сохнет! И вообще, мы не о том речь завели. В конце концов, наша жизнь и правда не сахар. Но кто в этом виноват? Те самые светлые, с которыми ты и эти твои подпольщики так хотите водить дружбу! Именно они нас сюда и загнали!
— Ты когда в последний раз заглядывала в календарь? — язвительно осведомился Эдвин. — Знаешь хотя бы, какой сейчас год? И сколько веков прошло с тех пор, как они нас сюда загнали?
— Да сколько бы ни прошло! — Тамира решительно не понимала, как он может так упорствовать в таком очевидном вопросе. — Хочешь сказать, что двести лет назад они были зверьми, а сейчас — вдруг! — стали все из себя белые и пушистые?
— Не белые и пушистые. — Пациент утомлённо вздохнул. То ли начало сказываться состояние здоровья, то ли он просто устал повторять разным людям одни и те же аргументы. — И мы тоже не белые и пушистые. Но и не звери.
— Однако мы не способны на то, что двести лет назад устроили они!
— О, ты удивишься! — Эдвин скривил губы в невесёлой усмешке.
— Вот только не надо сравнивать! — вскинулась травница, отлично поняв, что он намекает на собственное недавнее положение. — Ты сам загнал себя туда, где отказался. Тюрьма — это ни в одной стране не сахар.
— Хочешь совет? Не распространяйся о тех вещах, о которых ничего не знаешь.
— И чего же я такого не знаю?
— Да я не собираюсь тебе рассказывать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Тут Эдвин говорил правду: о том, что с ним случилось, он не рассказывал ровным счётом ничего, игнорируя не только намёки, но и прямые вопросы в лоб. Впрочем, Тамира особенно не старалась что-либо у него выпытать, сочтя, что прошлое пациента — это его личное дело.
— Тогда изволь основываться в споре на тех аргументах, которые можешь привести, — недовольно отозвалась девушка.
— Пожалуйста, — охотно согласился Эдвин. — Я был за Гранью, и меня там, как видишь, не съели.
— Зато, небось, завербовали, — хмыкнула Тамира.
- «Тёмный вестник» часто читаешь? — снова вспылил Эдвин. — Завербовали… Думаешь, там все только и думают, как бы навредить Оплоту? Да у них своих собственных дел масса. И тёмные там живут вполне нормально. Пальцем никто не показывает, за оружие не хватается.
— Ага, то-то они от такой идеальной жизни то и дело в наши «ненормальные условия» переезжают!
— Она не идеальная, — вздохнул Эдвин, удивляясь упрямству собеседницы. — Она не такая плохая, как пытаются изобразить в «Вестнике». Даже те самые приезжие, о которых ты говоришь, это признают. Мне доводилось обсуждать эту тему с парой — тройкой из них. И в Настрию я ездил не просто так, а чтобы посмотреть на всё своими глазами. На государственном уровне притеснения тёмных нет. Есть отдельные чиновники, которые настроены против нас и позволяют себе лишнее. Они есть, не спорю. Зато правительство заинтересовано в воссоединении. А простым людям по большей части вообще всё равно, какой цвет волос у соседа.
— И с какой это стати их правительство так в воссоединении-то заинтересовано? — подозрительно прищурилась Тамира.
— Чтобы перерезать нас всех, конечно, — язвительно отозвался Эдвин. — Послушай, тебе самой в голову не приходило, насколько наше разделение искусственно? — спросил он, вновь возвращаясь к серьёзной дискуссии. Попытки переубедить собеседницу он всё-таки не оставил. — Светлые и тёмные — это ведь не разные народы, не разные расы, даже не последователи разных конфессий. Мы все — настрийцы, просто обладающие разными способностями.
