— За подпись, которую он когда-то поставил. Я не знаю подробностей, но Александр когда-то сказал, что эта подпись поломала всю вашу жизнь. Когда он впервые познакомился с вами — ну, на Балу Неузнанности, — то с самого начала обратил внимание на горечь в ваших глазах. А потом оказалось, что именно он и является тому причиной. Поэтому он никогда на вас не надавит и вообще не позволит себе ничего лишнего. Он даже отпустил вас после того, как вы вернулись из Тёмного Оплота. А ведь он очень за вас волновался, пока вы там находились, я точно это знаю. А потом, когда вы снова ушли, отчего-то беспокоился ещё сильнее. Но всё равно отпустил.
Вот как. До чего же странно всё порой складывается. Брайан, совершенно осознанно подстроивший то, что случилось со мной три года назад, нисколько из-за этого не переживал, не мучился чувством вины и с лёгкостью перешёл со мной на близкие отношения. Александр, который виновен, конечно, но косвенно, как оказалось, по этой самой причине держится на расстоянии.
— По его поведению тоже никак не скажешь, что его что-то не устраивает в сложившейся ситуации, — проворчала я, просто чтобы что-нибудь сказать.
В душе, однако же, мне вдруг стало легко, как будто внезапно испарилась тянувшая до сих пор к земле тяжесть.
— Разве? — удивился принц. — Ну, я не знаю… Но он же привёз вас сюда.
— Ради дела, — возразила я.
— Он заботится о вас. Следит, чтобы у вас было всё, что нужно.
Я промолчала. До сих пор мне представлялось, что Александр просто единожды отдал слугам приказ, а сам больше к этому вопросу не возвращался.
— И потом, он проводит здесь втрое больше времени, чем раньше, — добавил принц.
— А разве… Я думала, он всегда проводит здесь много времени, — растерянно пробормотала я, хотя уже и сама понимала, какую говорю глупость.
У Александра масса дел и есть собственный дворец, где я же заставала его без малейшего труда. И он вовсе не исчезал оттуда так надолго.
— Во всяком случае, он почти никогда здесь не ночевал, — хмыкнул принц.
В уголках губ поселилась улыбка, которую стало очень трудно не выпускать наружу.
— Ну что ж, Джеймс, я думаю, нам пора возвращаться к занятиям, — заявила я, чувствуя, что теперь сложностей с работой не будет.
Я сейчас вообще, кажется, могла бы свернуть горы.
И действительно, дальнейшие занятия прошли без проблем.
А поздним вечером я снова наведалась в покои Александра. Несмотря на то, что на сей раз меня никто туда не приглашал. Постучалась, дождалась несколько удивлённого ответа и решительно вошла в спальню, закрыв за собой дверь.
Степень удивления Александра лишь повысилась после того, как он увидел, кто именно нарушил его покой.
— Что-то случилось? — нахмурился он.
— Нет, — отрезала я и подула на лоб, дабы избавиться от выбившейся пряди.
— Хочешь обсудить занятия с принцем?
Вторая попытка, и столь же неудачная.
— Скажи, как обстоит дело с нашим разводом? — не обременяя себя ответом, осведомилась я.
И требовательно упёрла ладонь в бок.
На сей раз во взгляде, которым Александр одарил меня из-под нахмуренных бровей, читалось недовольство.
— Если для тебя это так важно, я могу завтра же вызвать сюда священника, — бросил он, явно на взводе. — И он разведёт нас в один момент, без всяких бюрократических заморочек.
— Да нет, я как раз не тороплюсь, — отозвалась я, кажется, окончательно выбив собеседника из равновесия. — Меня интересует другое. Стало быть, формально мы всё ещё женаты. И следовательно, если сейчас ты воспользуешься ситуацией и совершишь надо мной насилие, по закону это не будет считаться преступлением. Поскольку формально ты в своём праве.
Я с интересом наблюдала за тем, как бледное лицо Александра (у светлых вообще, как правило, бледная кожа) покрылось красными пятнами. Голос его, однако, прозвучал достаточно спокойно, я бы даже сказала, холодно.
— С чего ты взяла, что я собираюсь делать нечто подобное?
— А разве нет? — удивилась я.
— Нет, — огрызнулся он.
— А почему же тогда ты запер дверь? — изумилась я.
Александр недоумевающе уставился на меня и уже открыл было рот, дабы сообщить, что дверь он даже не думал запирать. И застыл, наблюдая за тем, как я вытягиваю руку и задвигаю щеколду. Тяжёлый, пристальный взгляд серо — голубых глаз встретился с моим.
— Я ведь предупреждал, что будет, если ты станешь в третий раз намекать на изнасилование в моём присутствии, — заявил он, делая один шаг в мою сторону.
Да что ты говоришь?!
— Возможно, тебе это неизвестно, но у меня отличная память, — сообщила я, не отводя глаз.
Остальные шаги в мою сторону были проделаны как-то на удивление быстро. Вот только на изнасилование последовавшее походило меньше всего.
Его руки, мягко прикоснувшиеся к моим щекам, показались ледяными. Или это так пылало моё лицо? Продолжая держать его в ладонях, Сэнд наклонился, и я, закрыв глаза, встретила губами его губы. Мягкий, осторожный поцелуй и такие же осторожные прикосновения. Его руки действительно холоднее моей кожи, и я вздрагиваю от каждого движения. Или не в холоде дело?
Постепенно прикосновения становятся всё более и более смелыми. Они по — прежнему осторожны, словно меня опасаются сломать, но в них всё сильнее ощущается страсть. Мои руки, почти сразу обвившие шею Сэнда, тоже становятся смелее. Сначала порывистыми, жадными движениями гладят его по волосам, потом скользят по спине, вновь поднимаются к шее, пытаются пробраться под ворот рубашки.
Это словно служит указанием к действию. Сэнд стягивает с себя рубашку с такой скоростью, будто ненавидел её всю свою жизнь, но лишь сейчас, наконец-то, получил возможность от неё отделаться. Я жадно тянусь руками, а затем и губами к его обнажившемуся торсу. Шумно вдохнув, он подхватывает меня на руки и опускает на кровать, а сам нависает сверху. Его руки упираются в кровать с обеих сторон от меня. Мои ноги оказываются между его коленей. Вот он — тот момент, когда бежать уже явно некуда. Но как, чёрт побери, можно стремиться к побегу, когда прямо над тобой — такие плечи, и этот плоский живот, и я уже молчу про по — сэндовски голубые глаза, в данный момент — без малейшего оттенка серого. В кои-то веки я не хочу никуда бежать и чувствую, что нахожусь в правильное время в правильном месте. Да и вижу по глазам, что не отпустят меня никуда. Теперь — не отпустят.
И я запрокидываю голову и приоткрываю рот, чтобы снова встретить его поцелуй. И некоторое время веду себя пассивно, предоставляя Сэнду возможность избавить меня от одежды. Вздрагивая всем телом — нет, теперь уже точно не от холода, а от сводящих с ума ощущений, когда его пальцы прикасаются ко мне в совершенно недопустимых, с ханжеской точки зрения, точках. От этих прикосновений нервные окончания полыхают огнём, и кровь стучит в висках.
