На кофе вздулась шапка пены, я нацедил полную чашку и ушёл думать.
***
Всё началось с того, что троллейбус сломался. Дождь прекращаться и не подумал, я втянул голову в плечи и выбежал под его холодные струи. Да ладно, всего полторы остановки, ещё не темно, ещё не осень… дойду. И приду мокрый и дрожащий, всё отлично, как и заказывали. Хотел – получай. Нужно быть осторожнее в своих желаниях.
А дождь не такой уж и холодный. Я мерил лужи широкими шагами, на глаза попался магазинчик – зайду, возьму сладкого. Много возьму, чтоб на всю ночь хватило.
А лето уже заканчивается. Днём, на солнце, это ещё не заметно, а вечерами – уже да. Темнеет раньше. Закат обещал быть кроваво-красным, облака уже сейчас отливали недобрым багрянцем, ветер…
Показался её дом, панельная шестнадцатиэтажка, окружённая высоченными деревьями, в её окне горел свет. Я расслабился – значит, она дома, не зря тащился.
Лифт натужно загудел, когда они так делают, мне прямо стыдно каждый раз за свои восемьдесят кило плюс ботинки. Хоть и технарь, и убеждённый материалист, всё равно вечно присваиваю механизмам человеческие качества. На потолке было одним и тем же почерком накарябано «NTL», «Алиса» и «Толкин». Да, разносторонне развитые жильцы в этом подъезде. Лифт дёрнулся и замер, двери разошлись, на меня с одинаковыми злобными мордами уставились толстая бабка и толстый пекинес…
Бывает. Я прошёл к Ксюхиной двери, позвонил. На звонке синела полоса изоленты, я знал, что точно такая же есть внутри на динамике – сам делал. В прошлом году, когда этот раритет шестьдесят лохматого года стал глючить. На данный момент этот звонок занимал третье место по древности из всего, что я когда-либо ремонтировал. Выше стояли только дедов патефон и лично откопанный в гараже ламповый транзистор.
За дверью послышались неровно шаркающие шаги – тапки на ходу надевает. Я улыбнулся. Она открыла, отбросила с лица розовую чёлку, с обречённым стоном уткнулась лбом в косяк:
- Слав… извини, тут такое творится. Заходи. Только не разувайся, здесь грязно.
Я вошёл, осмотрелся — не так уж и грязно. Мокро разве что, из коридора видно плавающую по кухне дорожку, вот там грязно, да…
- Что случилось?
Она махнула рукой, поморщилась:
- Сейчас расскажу… Пойдём в спальню, я уже видеть всё это не могу, достало.
Мы прошли во вторую комнату, спальней это можно было назвать с натяжкой, от спальни здесь только матрас с постельным в углу на полу. Это была скорее мастерская – по центру комнаты возвышался мольберт с какой-то картиной, сейчас накрытой куском измазанной в краске материи, вдоль стен стояли старые и новые картины, некоторые из них я никогда не видел. На одной был изображён пирс, уходящий в море, а по пирсу нёсся на байке улыбающийся парень в кожаной жилетке и штанах, но босиком. Прорисовано всё было до последнего стелющегося по ветру волоска, руки она ему накачала, пожалуй, даже сильнее, чем на самом деле. А от края пирса начинался призрачный мост в небо, в облаках угадывались ворота, из-за которых бил золотой свет.
- Нравится?
- Летящий вдаль ангел? - Я хмыкнул. Картина была хороша. Вот только глобально… боюсь, я был необъективен.
Она кивнула:
- Да, похоже? Я в последнее время «Арию» слушаю…
Я посмотрел на её чёрно-розовые волосы:
- Правда?
- Ага, - наезда она, по ходу, не поняла. Ну ладно.
- Что у тебя случилось?
- Колонка взорвалась, - она увидела мои квадратные глаза, дёрнула подбородком. - Да не так оно страшно, как говорят. Всего-то грохнуло немного, полная кухня пара, по щиколотку воды, соседи снизу в бешенстве, хозяйка квартиры звонит соседям… потому что мой мобильный залило, в нём кнопки не работают. Всё нормально уже. Воду отключили, причём какой-то идиот отрубил холодную воду во всём доме, газ я сама отключила… Нормально. Жить можно.
Я покачал головой:
- Да… А я печеньки купил.
- Круто, - она улыбнулась, махнула рукой на застеленный матрас. - Садись, сейчас я чай сделаю.
- Хочешь, я с тобой схожу?
Она пожала плечами:
- Там не очень приятно находиться.
Я фыркнул и стал обувать оставленные на входе в комнату мокрые ботинки. В кухне и правда было жутко, колонка висела косо, всё было залито водой. Ксюха воткнула электрический чайник подальше от колонки, налила воды из баклажки, я выбрал из шкафа чай.
- Блины хочешь? Только они холодные, - я закивал, взял варенье. Её блины я грыз бы даже замороженными.
Варенье опять пришлось открывать, она всегда жестоко поступала с металлическими крышками. Открыть не хватало сил, поэтому она брала злостью – крышка прорезалась ножом так, чтобы можно было просунуть чайную ложку, варенье съедалось, а пустая банка с крышкой дожидалась меня... ну или кого-то другого. Но об этом я старался не думать.
Мы взяли чашки и всё остальное, вернулись в спальню, уселись на покрывало, она отхлебнула чай:
- А у тебя как дела?
- Да как раньше, - я пожал плечами. - Взял левый проект, уже доделываю, видюху новую купил, - я улыбнулся, опустил глаза в чашку. - «Зов Припяти» прошёл.
Она хихикнула:
- А я сейчас почти не играю, рисую много. Допьём, покажу парочку новых работ.
Я кивнул на мольберт:
- А сейчас что рисуешь?
Она покачала головой:
- Эта не закончена, не покажу.
- А стихи новые есть?
Она вскинула брови:
- Ты же не любишь стихи?
Я пожал плечами:
- Почему не люблю? Люблю.
- Ни фига ты не умеешь врать, - она прищурила один глаз, - и никогда не умел. - Я промолчал, уставившись в чашку – не стоит завираться ещё больше. Ксюха вздохнула, - не пишется в последнее время. А если пишется, то такая муть, ну её на фиг. Рэпак матерный, жестко нелитературный, свободная форма, не поймёшь — то ли стих, то ли песня, то ли вообще чёрт знает что… Вообще в жизни чего-то так… неуютно.
Она передёрнула плечами, обхватила чашку, грея руки. Я не понимал, какие проблемы могут быть в жизни у человека, способного послать на … хоть британскую королеву и игнорировать весь мир, если он не заслуживает внимания. Не понимал, хоть убей.
Но пушистая Любовь дёрнулась к ней, прижала сердце, больно сдавила лёгкие. Ксюшка мёрзнет. А Любовь большая, пушистая, она обернёт собой и согреет… если я её пущу. А я не пущу. Потому что обещал.
- Как там Волк?
- Да так, вроде ничего. Странный он какой-то. Хочет сильно много, - я посмотрел на её смешную футболку с Микки-Маусом, туго облегающую где-то в районе ушей Микки. Удивительно, чего этот Волк хочет? Ненормальный, блин… - И вообще он говорит сильно много… ерунды всякой. - Она стала кривляться и цитировать: - «Я уже взрослый мужик, мне семью пора заводить… ты так классно готовишь, у тебя бёдра широкие, рожать будет хорошо». Нет, скажи, это нормально? Байкер с философией дорога-пиво-свобода говорит о семье и детях! Сам пусть рожает, если так хочет!
