Людочка выстроил нас вокруг Владимира Людвиговича ровной заглавной буквой П и кивнул Владимиру Людвиговичу.
— Дорогие ребята! — сказал Владимир Людвигович мягким, как булочка, голосом. — Торжественную линейку, посвящённую Дню международной солидарности трудящихся, объявляю открытой!
Людочка с другими вожатыми отчаянно забили в ладоши, а за ними так сделали все остальные и я. Мы били в ладоши и улыбались, как смайлики в скайпе.
— Есть охота! — шепнул мне Тишка. — Людвиг бухтеть закончит — в столовку пойдём.
— Ага, беляшей ужасно хочется! — Мне и правда ужасно хотелось беляшей.
— …Наша школа приняла участие в четвёртой городской выставке-смотре «Учение с увлечением. Прогрессивные возможности-81»… — с упоением говорил своей булочкой Владимир Людвигович.
— Тебе карандашик подарить? — спросил Тишка.
— Нет… Зачем? — растерялся я.
— Губу наматывать! Вас в Москве, может, и беляшами кормят, а у нас тут каша. Если сильно повезёт, то пшённая.
— …Трудно переоценить значение сбора и переработки металлолома в масштабах страны и мирового сообщества в целом… — обворожительно улыбаясь, вещал Владимир Людвигович.
— А если не сильно повезёт? — насторожился я.
— Тогда из топора. — Тишка пихнул меня в бок и беззвучно рассмеялся.
Людочка погрозил ему кулаком.
— …Однако сбор макулатуры занимает особое место в жизни каждого пионера нашей страны… — При этих словах лицо директора посуровело.
— Началось.
— Тишка, кто это?
На Тишку таращилась какая-то девчонка, похожая на кильку в масле. Только у кильки глазки бусинками, а у девчонки были пуговками, навыкате.
— Светка Щиборщ. Она ничего — списывать даёт.
— По-моему, она того, в тебя влюблённая.
— А меня колышит? В меня, может, полшколы влюблённые, и?
Я посмотрел на Тишку с уважением. Он, конечно, красавец, на артиста какого-то даже вроде похож.
Не могу вспомнить на какого.
— А вон та — кто такая?
— Где?
— Рядом со Светофором. — Я кивнул на девчонку с рыжими каральками
[1] над ушами.
Наши девчонки такие не носят, а зря. Хорошие каральки.
— Забудь! Это Алка Тюльпанская, она с большими ребятами ходит, — многозначительно сказал Тишка.
— …Дружина заслужила право носить это гордое имя пионера-героя своими хорошими делами, отличной учёбой и активным участием во всесоюзном марафоне по сбору макулатуры…
— Вочи у тебя ништячные!
Я опять не понял, что имел в виду Тишка. Но вида не подал.
— …Работать не покладая рук под говорящим лозунгом «Важно, хоть и бумажно!»…
— Котлы, говорю, здоровские. — Он покосился на мои часы.
— …Пролетарии всех стран, соединяйтесь! — вдруг гаркнул директор.
Время подходило к обеду.
Глава 8
Стыдно, Федя!
На обед давали компот и макаронную запеканку.
— Удар по пищеблоку, — сказал мне на это Тишка.
А я раньше думал, запеканки бывают только творожные или картофельные. Ничего такая запеканка, есть можно. Хотя Тишку она уже заманала, как он выразился.
Мы с ним отсели подальше от всех, чтобы поговорить с глазу на глаз. Обсудить, что мы теперь со мной будем делать. Я ел и рассматривал на стенах картины: «Удмуртские комбайнёры», «Перспективный агроном», «Колхозник, будь физкультурником!», «Хлеб — всему голова», «Октябрята — дружные ребята» и многие другие.
— А ты живи у меня, — предложил Тишка. — Пока адрес не вспомнишь. А там, глядишь, во всесоюзный розыск тебя объявят. Знаменитым станешь!
— А родители?
— Ботинок с калошей в сад укатят на все праздники. А кнопка у бабушки.
Всё-таки классный он, Тишка. Мы, считай, с ним и не знакомы почти, а он… Я прямо чуть не прослезился — так мне от его слов стало приятно. Нет, правда.
— Тут не занято?
У нашего с Тишкой столика стояли Щиборщ и Тюльпанская с каральками.
— Не занято! — зачем-то крикнул я чужим голосом.
— Занято! — сказал Тишка обычным.
— Так занято или нет? — Тюльпанская смотрела на меня и, как мне кажется, что-то такое про меня знала. Чего не знал даже я.
Я, по-моему, весь покраснел. Чувствую, щёки горят. Это что со мной такое творится непонятное?
— Вам столов мало? — спросил Тишка, как мне показалось, очень по отношению к Тюльпанской невежливо.
— Какой ты, Барашек, невежливый, — озвучила мои мысли Тюльпанская и уселась со своим подносом за наш стол. — А вот братик у тебя очень даже симпатичненький.
Тюльпанская стала меня разглядывать.
Братик? Это она про меня, что ли? Симпатичненький?!
Я не люблю, когда меня кто бы то ни было разглядывает, когда я ем.
Я уткнулся поглубже в запеканку. Внутри у неё оказались рожки, а снаружи даже не знаю что. Меня вдруг очень заинтересовал этот вопрос, и я принял холодный и отстранённый вид. Чтобы Тюльпанская больше меня не разглядывала. Но есть я уже не мог, потому что у меня в горле застрял кусок.
— Что с тобой, Костя? — спросила Светка Щиборщ. — Тишка, твоему брату плохо, кажется.
Кусок стоял у меня в горле намертво.
Я попробовал его проглотить, но чуть не сломал себе шею. Тогда я стал пучиться глазами у меня медленно проплыл лозунг: «Если любят труд ребята, значит, это октябрята».
