Боковым зрением я уловил шевеление воздуха.
В палате проявился Гольян. Вот прямо так — не вошел, не пробрался, а нарисовался враз. При этом он не стоял, а лежал на спине, аккуратно подпирая дверь ногами. На мой вопросительный взгляд приложил указательный палец к губам. Серьезный, сосредоточенный, он внимательно озирал палату. Верно, изучал на предмет камер и прочих скрытых устройств. И руками так во все стороны разводил, точно медитировал. Ничего смешного вроде, а мне смеяться хотелось. Вот же шустрый веник! И сюда умудрился проскользнуть. Не зря его Гольяном прозвали. Верткий да скользкий — ни за что не удержишь. Если захочет куда-то проникнуть — обязательно пройдет и прошмыгнет.
Гольян выплюнул в ладонь серый комок сосновой смолы, поднявшись, подкрался к зависшему надо мной грависенсору. Найдя отверстия микрофонов, прилежно залепил их смолой, а к камере плотно прижал обе ладони.
— Ты давай это… Не лыбься. Сейчас Скелетон через меня поработает. Наведет здесь картинку.
— А где он? — тихо поинтересовался я.
— Где надо.
Гольян ушел в себя, отключился от мира. И ладони у него дрогнули. Я отвел взгляд в сторону. Скелетон с Гольяном много чего научились вытворять с техникой. В Ковчеге — вон сколько всего перепортили. Но дуэт, надо признать, был слаженный. Я не сомневался, если надумают удрать через Излом, то непременно вдвоем.
— Готово, — Гольян шумно выдохнул и, присев на край моей койки, энергично встряхнул ладонями. — Картинку мы им заморозили минуток на шесть-семь. А дальше линять придется. Так что вот…
— Чего вот-то?
— Ну… — Гольян немного растерялся. С задачей проникновения он справился, а далее, видимо, план у него прорисован был смутно.
— Пришел вот. На тебя поглядеть, проверить, как ты тут.
— Да нормально все. Руки вон новые приставили. — Я показал ему ладони. — Нравятся?
— А мне-то что. Главное — чтоб тебе нравились.
— Да мне нравятся. Дохлые только. Развивать надо. Вон, эспандеров сколько… У Мятыша, верно, столько же. Он этажом выше.
— Знаю, мы туда поначалу сунулись, но там народ толчется, сиделка постоянно. Так, глянули одним глазком…
Это утешало. Значит, вместе в Ковчег вернемся. Сколько им еще нас тут мариновать…
— Между прочим, про вас тут спрашивали, — сообщил я. — И про Хобота, и про то, как периметр взламывали и прочие дела. Серьезный такой допрос.
— А ты что?
— А что я! Все они, похоже, и так знают. Ну то есть про периметр только догадываются, а про озеро им без того все было известно.
— Откуда это? — насторожился Гольян.
— Оттуда… — я коротко изложил ему все, что разузнал. Гольян только головой мотал, пока слушал.
— Да-а… Качественно спалились. Мы-то, дураки, гнем там пальцы, невинных изображаем. И они ведь помалкивают! — он снова помотал головой. — Чего мудрят, непонятно? Или подловить хотят?
— Чего им ловить? Без того подловили да на кукан посадили.
— Ну, Ковчег не кукан… А про Хобота они что знают?
— Похоже, многое. Очень уж вопросы пакостные. Про книгу, про карту, про то, какие уроки на открытом воздухе с нами проводятся. Что именно нам рассказывал и читал.
— Гляди-ка ты! Выходит, и впрямь Хобот им голову морочит!
— В смысле?
Гольян растянул губы.
— У нас ведь там тоже кругом системы слежения, верно? Вроде этой бандуры, — он кивнул на зависшую над моей койкой камеру. — Но раз они мало что знают, выходит, Хобот отключает их как-то, понимаешь? Или наводку делает — типа, как мы сейчас со Скелетоном. Внимание отвлекает, значит, а сам в это время книги нам читает или истории про запретное толкает.
— Да… Хотелось бы мне в голову им заглянуть. Что они там про нас думают. Жаль, не умеем.
— Ну… Это как сказать, — Гольян прищурился. — Можно, наверное, и попробовать. Насчет периметра мы там учудили одну шуточку с аппаратурой, теперь техники с ней копаются. — Он хмыкнул. — До сих пор, между прочим, понять ничего не могут. Отказ-то перемежающийся — то есть, то нет. Заодно от Хобота внимание отвлечем.
Я нахмурился.
— Как думаешь, не выгонят его?
Гольян вновь обрел прежнюю серьезность.
— Если честно, чем-то таким попахивает, — признался он. — Но мы ведь тоже не зря хлеб жуем — расшевелили народ. Если что, бузу поднимем. И вы скорей выходите. До вас добираться — семь ног сломаешь. В лесу сегодня чуть с зубарем не столкнулись.
— Врешь!
— Отвечаю. Хорошо, Скелетон его загодя почуял. Так ведь и он, гад, нас учуял, следом побежал.
— Ну?
— Ага. Скелетон обманок ему оставил, так он мимо пробежал. Мог, по идее, и догнать. Была там одна минута, когда я чуть в штаны не наделал.
— Иди ты! — не поверил я.
— Точно. И Скелетон смандражировал. Это ж такая зверюга! Замерла за кустами и смотрела на нас. Минуту, наверное. Я даже слышал, как она воздух ноздрями втягивает.
— Ну?
— А потом отступила. Мы уже только прыжки слышали. Упрыгала, точно кенгуру.
— Да-а… — дрожь Гольяна даже мне передалась. Я ясно представил себе, как стояли они там в лесу и глазели на это чудище. И ведь не драпанули — все равно дальше пошли. А все только для того, чтобы навестить нас в больнице.
— Но ты это… Хорошо тогда подорвал. С Мятышем-то… — Гольян нескладно прикашлянул, болтнул ногами. — Никто не ожидал даже.
— Брось. Он и легкий совсем оказался.
— Легкий не легкий, а ты его километров семь пер.
— Семь? — я и сам удивился.
— Ну да. По прямой ведь летел. Никто бы так не сумел.
— Зато теперь здесь лежим. Точно обмылки какие-то.
— Это точно — лежите прочно. А залеживаться, как известно, вредно, — согласился Гольян. Повернувшись к окну, на секунду испуганно зажмурился.
— Что-нибудь не так? — встревожился я.
— Скелетон торопит, — Гольян продолжал вслушиваться в неведомые мне сигналы. — Поднимается кто-то на этаж…
— Врачи?
— Да вроде не совсем, — Гольян юрко вскочил, хлопнул меня по груди. — Ладно, ты восстанавливайся. Парни тебе все шлют… ну, короче, сам понимаешь.
Он забавно потряс кулаком, и по лицу у меня сама собой расползлась улыбка. Гольян умело отодрал свои смолистые липучки от камеры, на цыпочках отошел к двери. Подмигнув мне, выскользнул в коридор.
А спустя минуту в палату зашли двое: врач и один из тех излишне любопытных. Этот был лыс, и глаза у него прятались за хитрыми мультисенсорными очками.
— Здрасьте! — громко поздоровался я.
