И не хотел я вроде, а вот ведь! — ноги сами привели к кабинке, где прятался телефонный аппарат. Старенький — по таким еще лет сто назад, наверное, звонили. Металлический корпус, железные, стертые до лакового блеска кнопки, эбонитовая тяжелая трубка. Мало на что рассчитывая, я прижал к уху дырчатый эбонит.
— Служба доверия готова выслушать вас! — медоточиво пропел женский голос, и я уныло повесил трубку. Это было совсем не то, что мне требовалось. Ну а «то» получалось далеко не всегда. Хорошо, хоть дынеобразный наблюдатель не застукал меня здесь…
Проходя мимо учебных классов, я постарался двигаться по возможности быстро и бесшумно. В это время ребят там, понятно, не было, но могли оказаться преподы. К двери, за которой проходили занятия у Хобота я на минуту приник ухом. За дверью царила абсолютная тишина. Я даже рискнул потянуть на себя ручку. Заперто. Значит, и впрямь никого. Это мне не понравилось. Хобот обычно засиживался в учебке допоздна. Хотя… Раз на раз не приходился.
Миновав спирали коридора, я поднялся еще на этаж, по залитой светом оранжерее скользнул на нашу половину. Среди цветов и лиан возилась стайка девчонок, но я незаметно тенью оплыл их стороной. Викасика среди них не было, а прочие девчушки-подружки меня не интересовали. Хотя и Викасик по большому счету не интересовала, но… Наверное, вру, все-таки интересовала. И вероятно, даже очень сильно интересовала, только я как-то гнал эту тему стороной. Толку-то думать да фантазировать, если все знали, что Викасик — подружка Скелетона. Их вместе когда-то доставили в Ковчег — еще задолго до меня, и как-то все сходу признали, что Вика — девчонка не свободная. А уж со Скелетоном вязаться да соперничать только безумный мог. Да и чего соперничать, если Викасик вроде как сама к нему липла. Ну не то чтобы липла, но ведь вместе всегда держались. И темы находили общие, и вспоминали о чем-то явно из совместного прошлого. Ребята в такие минуты почтительно помалкивали, а я мужественно перечеркивал внутри себя нечто розово-сопливое, о чем хотелось иногда думать. Ну, то есть и глаза ее широко расставленные мне начинали казаться совсем даже и не интересными, и походка так себе, и фигурка. Даже на голос ее реагировал вполне спокойно. И знаете, мне даже нравилась это моя горделивая способность отстраняться. Потому что кое-кто из парней откровенно психовал и истерил по всяким таким поводам, а я мог достойно отойти в сторону. Ну просто потому, что третьему среди двоих делать нечего. И тут уж лучше сразу не обманывать и не заводить себя. Что называется — обойтись без лишних соплей. И не разводить антимоний по поводу единственной и неповторимой, без которой только в омут с головой, дуэль на пистолетах и шмат отравы под язык.
Я пока руки свои восстанавливал, поэму одну прочел. Ну то есть не прочел, если совсем уж честно, а просмотрел. Что-то вроде мини-ролика — «Ромео и Джульетта» называется. Там двое не шибко взрослых под замес крутой попадают. Семьи-то у них враждовали, а эти двое решили, что друг без друга никак. Я прямо сразу отчего-то Скелетона с Викасиком представил. Только наши-то удрали вместе, а те двое все чего-то страдали да переживали по поводу своей сердитой родни. Ну и прикончили себя в итоге. Глупо как-то — ни пульс не проверили, ни зрачки. Но все равно было жалко. И понимал, что хоть и ругаю их за то и за се, а ситуация не казалась вовсе уж фантастичной. Когда жизнь хвостик прищемит, каких только глупостей не наделаешь. Я, может, и Скелетона вдвойне уважал, потому что рядом с ним была Вика. Не знаю… Сложно было про это думать. Только мне в Ковчеге сразу стало не одиноко, когда в первый же день в столовке она подошла ко мне и скоренько объяснила, где какую пищу и как набирать, какие коды, значит, и какие кнопки нажимать. Вроде ни о чем больше не говорили, а мне хватило. И тепло как-то стало, и не страшно. Она пустоту мою заполнила, понимаете? — ту первую, самую звенящую. А после уже появились Мятыш с Гольяном, задира Дуст, добрый и отзывчивый Тошиба. Между прочим, и про телефон доверия мне первая Викасик шепнула. Тоже ведь выбрала день. Тошибы тогда еще не было, и депрессняк навалился мощнейший. За окнами стучал и барабанил ливень, хлестали молнии, и я все никак не находил себе места. Словно дождь мне память промыл, опять какие-то голоса слышались, картинки маячили. Казалось — наморщи лоб, чуток напрягись, и сразу вспомнишь что-то очень важное. Я и морщил, и напрягал, даже щипать себя пытался, — бесполезно. Тут вот Викасик ко мне и подрулила. Объяснила про телефон и как пользоваться нашептала. А я ведь уже знал про него, но Вика так на меня посмотрела, что я сразу просек, что звонить нужно именно сейчас. Вот я и позвонил.
И получилось так, что услышал совсем иной голос…
Да, это был совсем другой голос — усталый, мужской — и словно через помехи едва пробивающийся. А главное — говорил он о вещах понятных и важных. Я тогда много чего услышал полезного — и про себя кое-что узнал, и про жизнь, и вообще. Викасик мне тогда ничего не сказала, но я и без нее сообразил, что преподам про этот голос говорить совсем необязательно. И про грозу сообразил. Потому как связь получалась только в грозовую погоду. Не всегда, но если раз за разом пытаться, то обязательно проклевывалось. С кем я беседовал, я не мог уяснить до сих пор. И никто, наверное, не знал. Впрочем, эти вещи пацаны между собой не обсуждали. Особая это была тема. Практически запретная…
* * *
Сидевший на стреме Кайман оторвал от планша глаза, какое-то время непонимающе смотрел на меня. Видимо, с трудом переключался от виртуалки к действительности. Наконец до него дошло, что перед ним не привидение, не монстр экранный, а вполне оживший питомец Ковчега, и толстые губы его резиново пошли растягиваться.
— Кустанай!.. Кустанище! — он качнулся ко мне, распахивая ручищи. Так обнял — чуть не раздавил. — Во фазенда-то обрадуется!
— Тихо, тихо, задушишь, лосяра! — я кое-как освободился от его хватки. — Где народ-то?
— В хате, есесно. Практически все наши. Шушукаются о секретном.
— Викасик там же?
— Ну так. Сейчас крикну им…
— Не надо. Я сам — тихонечко.
Кайман гыгыкнул:
— Ага, навроде сюрприза?
— Ну, — я не удержался и потрепал его за щеку. — Ух, ты мой Кайманище! Даже не знал, что соскучусь по тебе.
— Тут это… Все тебя вспоминали. Мятыша-то второй день тискают. Он уже кулаками отбивается. Мне вон — губу разбил.
— Да, это он может.
— Но. Кулачонки-то крепкие. Я специально проверил, — не хуже прежних отросли.
— Должна же наука хоть что-то полезное делать. — Я покачал головой. — Леталки-то эти давно появились?
— Ты про шары?
— Ага, запер тут один в чуланчике.
— Да их тут прорва поначалу летала. И в классах зависали, и в столовке — везде. Как вас в больничку определили, так их и понавезли. Такой шухер стоял, ты не поверишь. Еще и штатские повсюду лазили. Спальни шерстили, простыни с одеждой трясли. Натуральный шмон!
— Ого! Раньше такого не делали.
— То-то и оно, — совсем озверели! Сейчас-то уже ничего. И леталок уже меньше… Это наши мастера боевой счет открыли, — соревновались со Скелетоном и Тимуром, кто их больше завалит. Так что больше половины вывели из строя в первые же дни. А эти уже сами присмирели. Во всяком случае, не наглеют и к нам сюда не суются.
