— Это он про айпирование… — шепнула Викасик.
— А вот фиг ему в оба кармана! — тем же шепотом отозвался Дуст. — Понаехали тут! Бараны…
Я засек мимическую гримасу высокого паренька. Он сидел шагах в десяти от наших стульев, но глядел прямо на нас. Я сразу понял, что он расслышал слова Дуста. А может, прочитал по губам. Конечно, и выводы свои особые сделал. Я мысленно поставил его против Каймана, и подумал, что еще большой вопрос, кто кого сделает.
А в общем, ребятки были как ребятки: четыре парня, три девчонки. Парни со спортивным ежиком на головах, крепкие, подтянутые, знающие себе цену. Враждовать с такими и впрямь не хотелось. Да и девчонки были ничего себе: очень похожие друг на дружку, этакие куколки из магазина, стройные, спортивные. И все бы ничего, но уж больно аккуратненькие. Наша вихрастая Викасик всем им фору могла бы дать. Уж не знаю почему, но лохматые девчонки всегда мне нравились больше. Да и парни, если честно. Тот же Скелетон, отрасти он приличную гриву, стал бы в десять раз симпатичнее. Правда, исчез бы его замечательный иероглиф на черепушке, — ну так не в иероглифах счастье! Все равно значения этого иероглифа никто не знал, сам же Скелетон предпочитал хранить по этому поводу двусмысленное молчание. Хотя… Все это я называл понтами. Рокеры-шмоккеры, готы, эмо — сколько этого кефирного народишку поперебывало на планете! А до них вон скауты в галстучках щеголяли, комсомольцы с гитлерюгендом — и что? И я бы мог тату себе наколоть безбашенное, цепь на шею накрутить, лосины натянуть. А были герои — булавками щеки прокалывали, гайки сорокаграммовые на пупы подвешивали. И все только для того, чтобы грудку потом гнуть и губы пучить. А пойди разбери, что я хотел этим сказать или выразить. Да вот как раз и хотел, чтоб все вокруг глазели да мозги ломали! Комплекс, короче. Неполноценности. Про это, кажется, и говорил сейчас парнишка, что глазел на Дуста. Красиво так говорил. То есть не просто грамотно, а складно, с интонациями. Кто-то в зале даже хохотнул несдержанно. Оно и понятно, мы такого давно уж не слышали.
Паренька сменила белобрысая девчонка — белолицая, высокая, явно спортсменка. Викасик слева от меня напряглась, я это сразу почувствовал. Наверняка, сидела сейчас и сравнивала этих куколок со своими подругами. То есть я вот парней больше сравнивал, а она, конечно, девчонок.
А белобрысая тем временем рассказывала об истории всемирной компьютеризации. Мне стало совсем обидно. И впрямь получалось, что нас тут за шимпанзе каких-то держали, приматов из зоопарка. Только вот забыли, что даже приматы в свое время запоминали более тысячи знаков-символов! То есть в сущности легко могли беседовать на любые темы. Однако биологи по-прежнему испытывали на них лекарства, запускали в космос и увечили почем зря. А попутно увечили и человечество, потому что подсаживали людей на компьютеры, точно на иглу. И этих вот симпатичных ребят подсадили. Они-то думали, что они нормальные, а мне было их жаль. Нет, правда! Я вдруг представил их поселившимися в нашем Ковчеге и не ощутил никакого протеста. Пожалуй, могли бы дружить. И от чипов мы бы их в два счета освободили, сделали бы нормальными…
Учитель математики вывел над нами интерактивное поле, одним искристым росчерком выплеснул условия задачи. Сам же и продублировал — что-то по росту населения на Земле, Марсе, Луне, спутниках Юпитера. Определить функцию зависимости, вычислить население через десять и двадцать лет. Похоже, это начиналось сегодняшнее соревнования. А точнее — демонстрация крутости приехавших гостей. Собственно, они ее уже готовы были демонстрировать, потому что, едва дослушав, поднял руку тот самый паренек, что глазел на Дуста.
— Поскольку зависимость нелинейна, используем интеграл Лигинша, — уверенно заговорил он. — Население на Марсе — два миллиона четыреста семьдесят две тысячи человек, на спутниках Юпитера — соответственно…
Не слушая, я перевел взгляд на командных девчонок. Все трое внимательно глядели на выступающего. Я бы понял, если бы рассмотрел восторг, обожание, гордость, наконец, но они глядели строго, точно проверяли и взвешивали каждое его слово. Мне даже подумалось, споткнись он разок или допусти неточность, и тут же взметнули бы свои протестующие ручонки.
— Что ж, проверяем… — преподаватель вывел на интерактивное поле правильные ответы. Видимо, все совпадало со сказанным, потому что директор одобрительно захлопал в ладоши. Верно, подавал пример залу, но зал промолчал. Похлопали, таким образом, только преподаватели и сами члены приехавшей команды.
Итоги никто не озвучивал, но без того было ясно, что в наши ворота вкатили красивый гол. Наверное, на том же голографическом поле можно было вывести счет: один — ноль, но руку неожиданно поднял Гольян.
— Видимо, у вас есть что добавить? — мне показалось, что в голосе учителя мелькнула легкая надежда. Все-таки мы были своими, и вряд ли преподы так уж дружно болели за гостей. По крайней мере, Хобот-то точно переживал за наш будущий разгром. А в том, что по части физики, математики, биологии и химии нас разгромят, вряд ли кто-нибудь всерьез сомневался. Это было не наше игровое поле, только и всего. Однако Гольян, видно, все же решил подсластить первую горькую пилюлю и чуточку наказать гостей.
— У меня есть… — лениво протянул он, поднимаясь с места. — Есть что добавить. Все эти цифирки, может, и укладываются в описанные условия, да только в реалиях ни одно из чисел скорее всего и близко не приблизится к выданным ответам.
— Что вы имеете в виду? — брови директора поползли вверх, а представитель УВЗ навел на Гольяна свою боевую оптику.
— Вы говорили про десять и двадцать лет, — хмыкнул Гольян. — Так вот, сдается мне, что уже в ближайшие десять лет с планетой Земля произойдут необратимые изменения. В итоге девять десятых населения будет списано в утиль, и та же участь постигнет Луну и частично Марс. Даже орбитальные поселения потеряют половину своих ресурсов, а что касается спутников Юпитера, то там начнется реальный голод, поскольку неоткуда будет везти продукты. Земля-то навернется. Поэтому, если говорить о десяти и двадцати годах…
— Спасибо, учащийся! — неожиданно гулким голосом прервал выступление Гольяна управленец. Он явно включил модуляционное усиление в своих очочках, но упредить реакцию зала ему не удалось. Первые ряды, где сидела преимущественно ковчежья малышня, затопали ногами, на галерке кто-то пронзительно свистнул.
— Спокойно, спокойно! — директор поднял руки, но послушались не директора, а вскочившего с места Хобота. Голоса постепенно стихли, а преподаватель математики вновь включил над нашими головами интерактивное поле. Замелькали новые цифры, нам озвучили очередную порцию условий, но мы уже почти не слушали. Нужный аккорд Гольян обозначил, а большего нам и не требовалось. Особенно мне понравилось, что и гости Ковчега уже не спешили поднимать руки. В глазах их впервые появилось что-то человеческое — не робость, конечно, но первые признаки неуверенности. Тем не менее раунд за раундом и одну задачу за другой они выигрывали и решали. А мы безучастно наблюдали за всем этим цирком, пока Скелетону все это не надоело. Подавшись вперед, он уставился в собственные колени, а стриженую голову обхватил руками. Тимур с Гольяном, сидевшие рядом привычно подобрались. Вообще-то Скелетон и один мог наводить хорошие помехи — он ведь на дистанции обесточивал самые проворные датчики слежения, а тут еще эти двое кудесников подключились. По-моему, и Викасик мысленно им помогала. Очень уж крепко стиснула правый кулачок. Что они там задумали, я мог только предполагать, но уже через минуту-другую все выступающие начали через слово запинаться и путаться в сказанном. Первым сбился учитель биологии, пытавшийся поставить задачу о вариации доминантных и рецессивных признаков у гетерозиготных растений Бразилии. На помощь ему пришел директор, но и ему пришлось, раскашлявшись, схватиться за стакан с водой. Но главное приключилось позднее, когда юные гости по обыкновению не смогли поднять рук. То есть видно было, что они усиленно что-то пытаются сообразить и вспомнить, но та информационная буря, которую поднял в их головенках Скелетон, напрочь порушила алгоритм решений. Задай им вопрос попроще, они и тогда бы растерялись. И только когда у одной из девчонок стали опасно закатываться глаза, Скелетон поднял голову и прекратил свою атаку. Я воочию услышал, как несколько грудных клеток с облегчением вздохнули. Это переводили дух наши ошеломленные соперники. А с ними заодно и преподаватели. Только управленец, должно быть, так и не понял, что же именно произошло. Он-то в своих очочках был надежно экранирован от подобных посягательств. Впрочем, степень искомой надежности тоже не мешало проверить. Просто в настоящую минуту состояние этого типчика Скелетона не слишком интересовало.
