– Ну что ты! Я бы умер от счастья, если бы смог хоть что-то похожее написать, – ответил Ваня, беря Зину за руку. – Зиночка, это стихи Сергея Есенина. Был такой на Руси поэт. В тридцать лет он то ли повесился, то ли его повесили…
– Пошли домой, уже поздно, и прохладно становится, – сказала Зина. – Дядя будет переживать, что меня долго нет.
– Хорошо, я отвезу тебя домой на велосипеде.
Они вернулись к дому Вани, сели на велосипед и через несколько минут были уже возле калитки дома Петра Сергеевича.
– Спасибо тебе, Ваня, за чудесный вечер, – улыбаясь, сказала Зина, протягивая Ване руку. – Мне так хорошо еще никогда не было!
– И мне с тобой было радостно и тепло! Ты замечательная! – ответил Ваня, задерживая ее руку в своей ладони. – Мне совсем не хочется с тобой расставаться.
– Удивительно, и мне не хочется, – почти шепотом ответила Зина. – Но надо… Поцелуй меня, – неожиданно попросила она.
Она прижалась к Ване, подставляя свои губы. Ваня прикоснулся к ним своими губами, чувствуя, как бьется ее сердце.
– Когда мы увидимся? – спросил он.
– Завтра ты сможешь?
– Конечно!
– Тогда до завтра! Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
Вернувшись домой, Ваня еще долго лежал в постели с открытыми глазами. Он был счастлив. Он вспоминал каждую минуту их встречи. Зина оказалась действительно удивительной, очаровательной девушкой. Такой, какой он себе ее представлял в своих мечтах о прекрасной незнакомке.
В течение месяца Ваня встречался с Зиной почти каждый день. Они ходили на танцы и в кино, гуляли по лугу, взявшись за руки. Ваня любил, когда Зина останавливалась, смотрела ему в глаза, а потом целовала его.
К Ване от чувств, переполнявших его, снова вернулось творческое вдохновение, и он написал несколько стихотворений, посвятив их Зине. В один из вечеров ему захотелось одно из них прочитать для нее.
– Зинуля, ты, может быть, не поверишь, но я снова начал писать стихи. Это все ты виновата. Ты моя единственная Муза. Конечно, я не Пушкин, но…
– Ванечка, умоляю тебя, прочти, пожалуйста… Какой ты умница! Я очень прошу тебя!
– Конечно, прочту… Тем более что ты просишь… Слушай!
И Ваня, обняв Зину, тихим голосом начал читать:
Твои глаза такие черные,
Такие чудные глаза!
В них дремлет вовсе непокорная,
Готова вырваться гроза.
А рядом облаком взлохмаченным
Моя любовь плывет к тебе.
Ей кажется, что все утрачено,
Что все лишь домик на песке…
Зина слушала, положив голову на плечо Вани. Когда он закончил, она вдруг спросила:
– А почему они такие грустные, Ваня? Мне даже захотелось заплакать… Домик на песке… Все утрачено…
– Ты права… Грустные?.. Немного… Когда их писал, я думал о том, что ты уедешь, у меня выпускной класс. И как сложится наша судьба, наша жизнь… Все так зыбко…
– Давай об этом не думать сегодня. Ванечка, я тебя люблю, – шептала она ему на ухо.
– И я тебя очень люблю, – отвечал он.
– А как ты меня любишь?
– Сильно, сильно! Как Ромео Джульетту!
– Я скоро уеду домой… Ты здесь полюбишь другую…
– Нет, никогда!.. Клянусь!.. Ты же будешь мне писать?
– Да, я буду тебе писать каждый день…
Они долго могли говорить о своих чувствах, о будущем… почти как взрослые…
Время неумолимо бежало вперед. Наступил последний день перед отъездом Зины к себе на станцию Веселый Кут. В этот вечер они решили не ходить на танцы, а побыть просто вместе. Вечер был теплым. Ярко светили звезды. Они бродили вдоль берега реки, часто останавливаясь, целовались, смотрели друг на друга, как бы стараясь надолго запомнить любимый образ…
Около полуночи Ваня и Зина подошли к калитке дома ее дяди. Они остановились и молчали, держась за руки.
– Ваня, зайдем ко мне, – неожиданно предложила Зина.
– А Петр Сергеевич…
– Они крепко спят, не услышат… Пойдем!..
Зина открыла калитку, и они вместе прошли через сени в ее комнатку. Здесь было очень темно.
– Свет не будем зажигать, – шепотом сказала Зина. – Я хочу быть взрослой с тобой…
Она обняла Ваню, обжигая его горячими поцелуями… Рядом с нею голос его рассудка начал затихать… Верх брали инстинкты… Их близость говорила о том, что они думают об одном и том же.
– Давай разденемся, – прерывающимся голосом прошептала Зина.
Она быстро сняла с себя платье, оставаясь почти совсем нагой. Ее тело светилось в темноте, притягивая внимание Вани. Он стоял в нерешительности…
– Ну раздевайся, Ваня, – прошептала она ему, вплотную приблизившись.
Ваня негнущимися пальцами начал расстегивать пуговицы и снимать с себя одежду.
– Иди ко мне, – услышал он голос Зины, которая сидела на краю кровати. – Ложись рядом.
Ваня лег, чувствуя огромное волнение, вдыхая аромат ее волос, шеи, горячих щек, едва-едва их касаясь. Он наклонился над ней, наверное, слишком низко, но это уже не имело значения. Ведь стоит иголке на лишний миллиметр углубиться в запретную зону, и она неизбежно окажется притянутой магнитом. Чья тут вина – иглы или магнита? Их губы соприкоснулись в горячем поцелуе. Она тихо вскрикнула, закрыв глаза. Ваня целовал ее, ошеломленный собственной дерзостью. Зина обеими руками цеплялась за его шею так яростно, словно тонула во время кораблекрушения…
Потом они лежали рядом. Она держала голову Вани у себя на груди, гладила его волосы и все повторяла нежно: «Тебе надо уходить…» У Вани из глаз катились слезы. Ему казалось, что упади хоть одна из них на руку Зины, она бы вскрикнула от боли. Он винил себя за то, что сам разрушил очарование, что сошел с ума, прикоснувшись к ее губам. Он испытывал и чувство ярости, и чувство муки. Так ярость пойманного волка доставляет ему не меньше боли, чем капкан. Эти чувства изгоняли Ваню из детства…
– Ваня, тебе пора, уже поздно, одевайся, – прошептала Зина.
– Ты меня проводишь?
– Конечно!
Они тихо вышли на улицу. Небо стало совсем светлым.
– Скоро солнце взойдет, – сказала Зина.
– Да, и ты уедешь, – грустно произнес Ваня. – Ты помни, что я тебя очень люблю.
– И я тебя люблю! Я буду тебе писать! До свиданья, Ваня!
– И я тебе напишу… До свиданья!.. Не хочу уходить…
Они поцеловались, и Ваня зашагал по улице пробуждающегося села. Зина стояла у калитки, махая рукой, пока Ваня не скрылся за поворотом дороги…
