– Во всяком случае императрица решила раз и навсегда прекратить всякие разговоры, подбадривающие тех, кто порочит имя Петра Великого. Она решила увековечить его деяния и поручила подыскать во Франции скульптора, достойного создать памятник во славу Петра I. Она приняла такое решение вопреки мнению тех придворных, которые хотели прежде воздвигнуть памятник самой императрице.
Фальконе уже ничего не слышал. Слабый лучик, освещавший в его памяти образ Петра Великого, вдруг вспыхнул ярким светом. Озарение пришло мгновенно. На белой скатерти стола быстрыми, решительными движениями руки он набросал скачущего галопом коня, поднятого на дыбы могучей рукой всадника на самом краю горного утеса, вздымающегося, подобно высокому гребню волны.
Дидро заглянул за плечо друга, и в глазах его зажегся тот особый огонек, который появлялся, когда ему удавалось поймать какую-то необыкновенную мысль. Он подвел к рисунку князя Голицына.
– Вы уже нашли то, что искали, – торжественно сказал он. – Поразительно, что судьба сама привела к вам сегодня этого человека. Я никогда не предполагал, что Фальконе может совместить и образ деликатного Пигмалиона, и поразительный облик Петра, прелестную идиллию и отрывок великой эпической поэмы. До сегодняшнего дня я считал Фальконе художником миниатюрных изящных фигур, но теперь я вижу, что только он сможет стать творцом памятника, заказанного русской императрицей!
– Я давно мечтал о монументе, в котором мог бы воплотить большую идею, – взволнованно сказал Фальконе. – Всадник на вздыбленном коне, взлетевший на вершину горы, – это образ гения, преобразователя страны, обладающего могучей волей, преодолевшего самые ужасные трудности, косность, невежество и дикость. Это символ эпохи государственных преобразований и блестящих побед России, восходящей по кручам истории.
Расходились далеко за полночь. Луи провожал Фальконе почти до самого дома.
– Я готов хоть завтра ехать в Россию, но со мной должна поехать и моя помощница Мари Анн Колло, – неожиданно сказал скульптор.
– Это опасно! – Луи остановился, с тревогой глядя на Фальконе. – Впрочем, от соблазнов все равно не уйти. Чем воздержаннее муж, тем изощреннее соблазны. Пусть Колло едет с вами, но никогда не забывайте о Святом Роке! – напутствовал его на прощанье Луи.
Условие, которое поставил Фальконе князю Голицыну, вначале несколько озадачило того, но когда Колло исполнила его собственный бюст, заказанный им в качестве испытания, все его сомнения рассеялись: Колло, без сомнения, была необыкновенно талантливым скульптором-портретистом. Но сама Колло долго раздумывала и не решалась принять предложение о поездке в Россию. В конце концов, князь Голицын убедил ее, и она согласилась последовать за своим учителем в далекую неведомую страну.
Договор с Фальконе был заключен на восемь лет работы в России на очень выгодных условиях. По контракту скульптору назначался ежегодный гонорар в двадцать пять тысяч франков. В том случае, если работа будет выполнена раньше, все равно должны быть выплачены сполна 200 тысяч франков. Если бы по болезни или другой непредвиденной случайности работа затянулась более восьмилетнего срока, оплата предусматривалась в зависимости от решения императрицы, при сохранении права жить на казенной квартире.
Вскоре контракт был утвержден императрицей Екатериной II, и Фальконе с Колло стали собираться в путь.
12 сентября 1766 года шхуна «L’Aventurier», направляющаяся прямым рейсом в Россию, готовилась к отплытию. На пристани стоял Фальконе, ожидая, пока последние грузы не будут внесены на корабль: вместе со скульптурами, которые вез с собой Фальконе в подарок Санкт-Петербургской Академии художеств, князь Голицын отправлял приобретенные им во Франции живописные полотна для коллекции императрицы. Среди них была картина Грёза «Паралитик».
Рядом с Фальконе стоял Луи. Провожая картину глазами, он сказал:
– Я рад, что у вас все складывается хорошо. Кто знает, чего вы избежали на этот раз. Никто не знает, что ждет вас впереди. Но помните, что все зависит только от вас. Помните и никогда не забывайте о Святом Роке!
Роман с императрицей
15 октября 1766 года корабль прибыл в Россию. В Риге гостей встретил капитан Ласкари – доверенное лицо и адъютант генерал-поручика Бецкого, которому при Екатерине II была вверена Академия художеств. 60-летний Иван Иванович Бецкой был незаконным сыном фельдмаршала Трубецкого, плененного во время Северной войны со Швецией, и был рожден одной шведской дамой из высшего света, с которой тот сошелся во время плена. После окончания Северной войны Трубецкой вернулся в Россию, а его внебрачный сын под фамилией Бецкой – так в России сокращали первый слог фамилии внебрачных детей, – проведя молодость в путешествиях и дипломатической службе, дослужился до генеральского чина. Сводной сестрой Бецкого была принцесса Анастасия Гессен-Гомбургская, урожденная Трубецкая – во втором браке жена придворного из голштинского дома, ландграфа Гессен-Гомбургского. Благодаря голштинскому родству, Бецкой почитался за близкого человека у матери Екатерины II, урожденной Голштинской, еще до приезда будущей императрицы в Россию был в почете и у императора Петра III, при котором он был назначен главным директором Канцелярии строений.
Адъютант Бецкого капитан Ласкари оказался греком по происхождению, бежавшим из Греции, находившейся под турецким владычеством. В России он появился, как и сотни тысяч его соотечественников, спасавшихся на протяжении столетий от османского ига.
«Эллины начали селиться в России очень давно, греческие колонии существовали здесь со времен походов Александра Македонского, – рассказывал Ласкари дорогой, стараясь развлечь утомленных путников. Пожалуй, истинных эллинов теперь больше в России и во Франции, чем в самой Греции. Да-да, не удивляйтесь, – подтвердил он, заметив удивление Фальконе, – французы – прямые потомки эллинов, и они более эллины, чем нынешние жители Греции, большинство которых растворилось в завоевателях. Вот ваше лицо, – Ласкари пристально взглянул на Фальконе, – это лицо Сократа, хотя вы, вероятно, не считаете себя эллином. А теперь взгляните на лицо любого славянина и сравните его с чертами выходца из Греции, и вы увидите, что корни славянской расы уходят в эллинизм. Мне неизвестно, каким образом это произошло, но я уверен, что когда-нибудь ученые докажут это. Поэтому не считайте себя здесь чужестранцем».
Встреча с Ласкари была хорошим предзнаменованием. В дальнейшем этот человек много помогал Фальконе в его работе над памятником, став его верным другом и помощником.
В Петербурге приезд французов прошел незаметно. Императрицы в это время не было в столице, она находилась в Москве. Генерал Бецкой сопровождал ее, но сделал все необходимые распоряжения и прислал на первоначальные расходы 10 тысяч рублей. Фальконе встретился с этим вельможей позднее, когда тот вернулся в Петербург. Весь его вид, важный и надменный, чем-то неуловимо напомнил ему льва в «Милоне Кротонском». Скульптор даже улыбнулся про себя, отметив это комическое сходство. Прием, оказанный Бецким, был очень любезным, и Фальконе в знак дружбы и признательности подарил ему одну из привезенных скульптур. Ничто не предвещало предстоящей схватки.
