Фальконе извлек из Плиния все, что относилось к живописи и ваянию, почерпнув оттуда множество сведений об истории античного искусства. Но восторг вскоре сменился разочарованием. Как, например, разделить восхищение Плиния громадностью размеров статуи или поверить ему, что Лисипп сделал более 1500 статуй, а Силапион сделался хорошим скульптором потому, что ни у кого не учился?
Вскоре Ле-Муань повел его в Версальский замок, где находилась королевская резиденция.
– Не воображай, что я буду тебя чему-то учить, – наставлял он юношу, проводя его галереями дворца. – Тебя будут учить великие художники, а моя задача лишь указать тебе на них. Ты талантливей меня. Я всего лишь трудолюбив. Но не думай, что этого мало. У меня нет самонадеянности таланта, и в этом мое преимущество. Талант, помноженный на труд, создает гения. Но и гений не всегда получает признание. Сейчас я покажу тебе работы Пюже. Пюже был величайший скульптор своего века. Он сделал для Людовика XII группу Персея и Андромеды, а также Милона Кротонского – верх скульптурного совершенства. Однако нашлись «честные» люди, которые наговорили королю, что этот провинциальный скульптор – он был родом из Марселя – не умеет сопоставлять фигуры, и эти чудные творения были сложены в кладовке, откуда их вытащили лишь после смерти виновника этого заточения. Пюже был гордого и независимого нрава, ни дураки, ни негодяи его не жаловали. Увы, суд над художником часто вершат те, кто ничего не смыслит в прекрасном. Лучше держаться подальше от великих мира сего. Пюже не повезло. Такова, видно, была его судьба.
Ле-Муань оглянулся на притихшего Фальконе и приободрил его:
– Может быть, тебе повезет больше.
Он с благоговением остановился перед большой скульптурной группой.
– Милон Кротонский, терзаемый львом, – указал он и пояснил: – Милон Кротонский – это легендарный герой Древней Греции, многократный победитель Олимпийских игр, обладавший феноменальной силой и ловкостью. Однажды он взялся расщепить руками огромный пень, который несколько дровосеков не могли разрубить топорами. Но произошло ужасное, трагическое стечение обстоятельств: случайно он защемил руку, и в этот момент на него бросился хищник. Зверь опрокинул его на землю. Всей тяжестью своего тела Милон придавил другую руку и оказался безоружным. По преданию, боги наказали его за самонадеянность. Он считал себя неуязвимым настолько, что перестал признавать их власть. Но человек не может быть сильнее богов. Он должен подчиняться их воле, и от этого зависит его судьба. Как бы ни был силен человек, его поединок с судьбой предрешен: человек неминуемо потерпит поражение в этой схватке.
Фальконе как зачарованный смотрел на фигуру атлета. Боль, ужас, бессильная ярость и отчаяние, с удивительной силой выраженные великим художником, поразили его. Но он уже знал, что лучше Пюже сможет выразить загадочный образ умирающего героя античности.
Через несколько лет его «Милон Кротонский» принесет ему славу и признание современников, а Парижская королевская академия живописи и скульптуры причислит 27-летнего скульптора к назначенным, а еще через десять лет – за исполнение скульптуры в мраморе – к действительным своим членам.
В 1745 году гипсовая группа была показана в Квадратном салоне Лувра – периодически возобновляемых выставках Академии. Эти выставки открывались каждые два года 25 августа, в день Святого Людовика, и продолжались в течение месяца. Все замечали поразительное сходство фигуры с автором. Фальконе и не скрывал этого. В Милоне Кротонском он изобразил себя.
– Голова атлета простонародна, потому что я лепил ее по своей, – говорил он.
– Ты не суеверен? – спрашивали его друзья. – Ты не боишься повторить судьбу своего героя?
Фальконе лишь улыбался в ответ. Нет, он ничего не боялся. Он знал, что лучшие части человеческой вселенной принадлежат ему. Иначе и не могло быть, потому что он твердо следовал образу жизни своего кумира – Сократа, даже внешние черты которого с каждым годом все отчетливее проступали в лице молодого скульптора. Он с тайной радостью отмечал это, вглядываясь в свое отображение острыми глазами художника. Сам ли он себя создал, или случайная фраза Ле-Муаня, брошенная в первую их встречу, определила нравственный выбор Фальконе, но в окружении парижской богемы он всегда оставался аскетом, с суровой настойчивостью непоколебимо следующим пуританской чистоте жизни.
У гипсовой скульптуры остановилась молодая красивая дама с живыми внимательными глазами. Это была Жанна Антуанетта Пуассон, которая вскоре обосновалась в Версале под именем маркизы де Помпадур. Могущественная фаворитка короля Людовика XV почти на два десятилетия станет добрым ангелом и надежной покровительницей Фальконе.
А в это время русская императрица Елизавета Петровна, недавно возведенная на престол, пригласила в Россию пятнадцатилетнюю Ангальт-Цербстскую принцессу Софью, ставшую вскоре супругой ее голштинского племянника Петра, будущую императрицу Екатерину II.
Время Помпадур
Маркиза де Помпадур была дочерью лакея Пуассона, впоследствии ставшего поставщиком провиантского ведомства, по рассказам, весьма бестолкового и к тому же нечестного. Но считают, что настоящим ее отцом был синдик Ленорман де Турнэм, благодаря которому Жанна Антуанетта получила блестящее образование. Она прекрасно пела и музицировала, рисовала, играла на сцене. В 19 лет она вышла замуж за племянника своего покровителя, Ленормана д’Этиоля, но замужество не мешало ей весело проводить время в обществе золотой молодежи Парижа. Людовик XV случайно увидел ее и после смерти герцогини де Шатору сделал своей официальной фавориткой под именем маркизы де Помпадур. Маркиза оказалась не только красива и талантлива, но и честолюбива. Король с радостью передоверил ей скучные государственные дела, к которым она проявляла куда больший интерес, чем он сам. Видимо, на нем сказались долгие годы регентства Филиппа Орлеанского. Ведь еще задолго до появления Помпадур он с легкостью передал управление в руки кардинала Флери, который вовлек Францию в войну сначала за польское, а затем за австрийское наследство. Со временем и Помпадур обвинят в том, что она способствовала вовлечению Франции в Семилетнюю войну и ее поражению в этой войне, что она распоряжалась государственной казной как собственным кошельком и привела страну к финансовому разорению. Король же предавался праздности и развлечениям, а когда его предупреждали о грозящей катастрофе, отвечал: «После нас хоть потоп».
Госпожа Помпадур имела огромное влияние на короля, направляя внутреннюю и внешнюю политику, она фактически правила Францией. По желанию Помпадур смещались и назначались министры и главнокомандующие. Благодаря ей на пост министра иностранных дел был назначен герцог Шуазель, выдвинутый взамен кардинала Флери.
Она любила увеселения и сорила деньгами. Блестящие празднества, особняки и наряды поглощали массу денег. Машо, министр и главный контролер финансов, пытался навести порядок в казне, но по требованию Помпадур Людовик XV удалил его. Считают, что за 19 лет правления Помпадур на прихоти этой женщины ушло 37 миллионов ливров. Изысканный вкус Помпадур создал своеобразную моду в мебели и архитектуре, в «роскошно-небрежном» стиле одежды. Она не скупилась на щедрые подарки художникам, артистам и писателям. Поистине это был для них золотой век.
