– Сегодня дискотека, давай сходим, или ты уже подарил своё сердце замужней даме?
Яков улыбался, остальные, судя по накрытому столу, никуда не собирались. Юра предложил мне ни с кем не встречаться, потому что от проживания со мной в одном номере у него резко начался процесс омоложения, а если я ещё с кем-нибудь вступлю в контакт, то человек рискует впасть в детство. Все пребывали в отличном настроении и советовали нам обоим соблюдать осторожность.
Ни музыка, ни атмосфера на дискотеке танцам не располагали. Зато мы заметили двух девушек, которые тоже явно скучали. Яков представил нас обоих и предложил прогуляться. На улице действительно было гораздо приятнее, чем в зале. Пальмы вырванные из ночи подсветкой, дробили окружавшее отель пространство, звёзды поделили небо, а мы девушек. Яков уже обнял Свету за талию и предложил искупнуться в бассейне, мы с Надей поплелись за ними. Купальники не понадобились, обнаженные тела мелькнули и исчезли в воде.
– Мне что-то не хочется плавать, – заметила Надя и принялась увлеченно теребить сумочку.
Вспомнился Евтушенко: «В двадцать лет веселье, а в сорок лет похмелье и полна баня голых баб». Наверное, потому вспомнился, что проводившие с нами вечер дамы явно не радовали душу, а предназначались для тела. Это тоже хорошо, но когда сердце занято, прочее кажется ненужным, и начинаешь себя корить. Я смотрел на Надю, на её сумочку, видел ее растерянность без подруги и неспособность осознать, чего она хочет, то ли делает, так ли себя ведет. Вроде поправляет волосы и хочет нравиться, но не уверена в себе, сутулится. Подумалось, это не является ли она моим зеркалом. Мы стояли и молча разглядывали окрестности. В это время Яков вылез из воды, быстро оделся, подошёл ко мне и шепотом поинтересовался:
– Вы как тут, не теряли времени даром, надеюсь? Мы в бассейне решили все вопросы, и замечательно как-то всё случилось.
Он посмотрел на меня, потом на тоскливую Надю, всё понял и уже громко добавил:
– Не знаю, как вы, а я иду провожать Свету. Не будем вам мешать, и они исчезли, словно в воду канули.
– Надя, если не возражаете, прогуляемся к морю.
Она тряхнула головой, и мы медленно пошли на шум. По мере приближения, он менялся от мерного рокота до шороха перекатывающихся камней и грохота волн друг об друг. Раскатистый набег на берег, медленное осознание, что здесь владения моря заканчиваются, и спустя мгновение – новая попытка расширить границы. Так бесконечно море воюет с землей, размывая берег, тонкую грань временного перемирия.
Ветер с моря принес прохладу и обнажил одиночество. Нас двое, но каждый сам по себе. Я почувствовал, что она ежится от прикосновений влажного воздуха, подошел ближе, обнял, прижал спиной к себе. В месте соприкосновения возникло тепло. Тепло объединяет, перетекая из одного тела в другое. Мои ладони коснулись ее груди, она вздрогнула, но не противилась. Мои пальцы сжимали плотные холмики. Мы стояли, не двигаясь, Надя не отстранялась. Зачем это все? В голове крутились сказанные Наной слова, всего-то несколько фраз, но вместе с ними что-то вошло в меня. Эти размышления отдалили меня от спутницы, и я предложил вернуться в отель. Мы шли по слабо освещенным аллеям, она молчала. Интересно, о чём она думала? Подошли к лифту, но свет уже отключили, и пришлось подниматься по лестнице. Темно, хоть глаз выколи. Нащупал перила и осторожно ставлю ноги на ступеньки. Никого нет, глубокая ночь. Надя, видимо, не рассчитала, где заканчивается лестничная площадка, и отпрянула назад, бедра оказались у меня на коленях. Я поймал ее, и на этот раз разгоряченное тело обожгло меня. Поцеловал её шею, освободил грудь от лифчика, она прерывисто задышала и задрожала. Мы так и застряли на лестнице: она тихо постанывала и последнюю ноту на грифе эмоций держала, стиснув мне мизинец, и не отпускала, пока её тело плавно содрогалось. Наконец она повернулась ко мне.
– Проводи меня завтра, я уезжаю в восемь утра. Мы почти пришли, дальше я сама. – Поцеловала меня, поправила одежду и тихо испарилась.
Я вернулся к себе в номер. Народ попритих, на этот час весь боезапас был уже истрачен. Юра тихо посапывал, я тоже улегся, чтобы проводить Надю, придется рано встать. Скорее всего мы никогда больше не встретимся, но надо быть благодарным за проведенные вместе минуты и ей, и самой жизни. А может, и себе, что не дал воли сомнению. Никто не знает, что ждет завтра, а то, что было вчера – уже опыт, из которого это завтра и вырастет. Оно не обязательно окажется продолжением вчера, скорее, подарит новый опыт. Важно не каждый день открывать новое, а сама готовность к принятию нового, способность замечать то, что иначе ускользнуло бы и, возможно, пропало навсегда. Воспоминания перетекли в сон и растаяли вместе с размышлениями о смысле жизни.
Утро заявило о себе дребезжанием будильника. Вставать не хотелось, но я, кряхтя, вылез из-под одеяла, принял душ и оделся. Тело на соседней койке не подавало признаков жизни, и я тихо вышел из номера.
У стойки администратора толпились люди, но Нади среди них не было, я вышел на улицу. Она стояла у автобуса и заметно волновалась, видимо, уже жалела, что попросила её проводить. Мы улыбнулись друг другу. Так завершают курортный роман, короткий, без затяжной прелюдии и с мгновенным финалом. Она мяла в руках клочок бумаги. Люди струйкой потекли в автобус, Надя поцеловала меня.
– Мне было хорошо с тобой.
Она сунула листок мне в ладонь и затерялась в автобусе. На бумажке был написан номер телефона, я положил ее в задний карман джинсов, уже зная, что не позвоню. Надя это тоже понимала, но написала, потому что хотела. И это важно – несмотря ни на что проявлять свои желания. Это как говорить «люблю», не требуя ничего в ответ.
86
Двери автобуса открылись, и Георгий увидел входящего Ивана. Они давно не встречались. Иван выглядел растерянным и, заметив Георгия, удивился и обрадовался знакомому лицу. Георгий встал, мужчины обнялись и как бы растворились друг в друге, сели рядом. Народу в автобус набилось немало, но было тихо, каждый думал о своем.
– Иван, рад тебя видеть. Вроде бы уже долго еду, а когда выходить, не знаю. Скажут, наверное. Сам-то как?
Георгий смотрел на Ивана, перед внутренним взором мелькали картинки их встреч: лето, семейное застолье, полон дом людей, Елена с Дорой суетятся на кухне, а мужчины с удовольствием в пропускают по стопочке ледяной водки.
– Не знаю, что сказать. Всё остановилось. У меня же несколько инфарктов было, а сейчас все волнения ушли и эта боль в сердце тоже. Всё видится как-то со стороны и оттого по-другому. У тебя, помню, ноги отекали, ходить было трудно. – Иван говорил, а взгляд его то останавливался на Георгии, то искал что-то за окном автобуса.
– Да, у тебя хорошая память. Ноги подводили, это сердце не справлялось. Испытания на его долю выпали, бесследно-то они не проходят. Да и вес избыточный, говорили. Вот так и платим за всё здоровьем. Тебе-то стрессов выпал, наверное, столько, что не на одну жизнь хватило бы. – Говоря это, Георгий вспоминал, что когда-то они оказались по разные стороны баррикад: Иван сотрудник НКВД, а он заключенный. Но туго приходилось обоим, и у обоих пережитое сказалось на сердце.
