– А ну, спроси у обезьяна, кто шишигу клочком бумаги снабдил? Папир, папир, бумажка, шишига? – на что слуга вдруг начал лепетать что-то шуршащее, тыкать себя ручонкой в грудь:
– Йес, шишиг, шишиг, пэпер! Ай эм! Шишиг, биг шишиг, ай эм!
На приказ выспросить подробнее доктор Элмс поджал губы: слуга несёт что-то несуразное, непонятное – но его подогнали:
– Твоё дело – переводить капля в каплю, а мы поймём, что нам надо!
Выяснилось: слуга говорит о каком-то клочке бумаги, данном ему Бомелием с приказом залезть под утро через слуховое окно в сарай, где стоял ящик с шишигой, и всунуть мёртвому зверю в лапы этот клочок…
Обмер, застыл (хотя остальные гадали, в чём дело: что за клочок, ночь, окно, шишига?). Но понял. Там, в сарае, есть малые слуховые оконца под крышей – человек не пролезет, а такой вот ловкий малый древолазец – вполне, так что охрана снаружи ничего и не заметит. Но зачем сие было надо проклятому колдуну?
На этот вопрос Пак начал возбуждённо вскрикивать, подлаивать и руками воздух цапать, пока доктор Элмс не перевёл: слуга думает, что сделано это было для того, чтоб тебя испугать, страх навести.
«Вот оно что! Меня испугать? Мы что, в пряталки играли с Бомелием? Или в страшилки? Меня напугать?!.» – и тут всплыла скрытно-ухмыляющаяся довольная мордочка Бомелия, когда упала плита с неба…
С пылом выкрикнул:
– Ах, меня напугать! А ну, доктор, спроси у него про плиту с неба! Плита тоже была скинута, чтобы меня напугать? А? – Поддел посохом под челюсть Пака так резво, что у того клацнули зубы.
И оказался прав! Вся хлопотня с небесной плитой – тоже дело рук Бомелия.
Из слов слуги выписалось такое мозгокрутство: Бомелий, украдкой искавший в крепости с помощью крутящихся палочек клады и золото, нашёл возле колодца скрытую под землёй могильную плиту с иудейской надписью. Приказал слуге ночью незаметно вырыть под плитой ямку, вложить туда порох в кожаной обёртке, чтоб до времени не отсырел, а шнур с фитилём вывести в сторону и спрятать в кустах. И ранним утром послал слугу взорвать порох, что Пак и сделал: поджёг фитиль и уполз за кусты, а плита с громом взлетела, раскололась в воздухе на куски и упала, придавив немца Шлосера, случайно шедшего по своим делам.
Вот это могло быть правдой! Ведь матушка Елена говорила, что задолго до того, как царь Василий подарил ей Александровку, на месте крепости было что-то вроде захоронения каких-то пришлецов, умерших тут от какого-то мора.
– Но куда делись камни? – вспомнил. – Куда куски пропали?
Слуга, кося бараньими глазами на Клопа, сидевшего с нагайкой в руках, стал рьяно лепетать и руками перед собой будто землю рыть. Доктор Элмс выспросил – и перевёл: обломки закопаны обратно в землю.
– Как так? Там же охрана была? – с удивлением спросил, хотя уже начал понимать: выкопать яму, скинуть туда обломки и обратно закопать – большого труда не стоит. Умно! Но охрана?..
Слуга подобострастно и подробно выложил следующее: через пару дней тёмным вечером Бомелий, поместив сухой яд в надутый рыбий пузырь, отправился к обломкам, возле охранного воина проткнул пузырь, отчего яд вылетел, оцепенил и усыпил стрельца. Тут же скоро и споро вырыли ямы и столкнули туда обломки. Рыли он, Пак, и нанятый в слободе землекоп по именем Карп.
– Но зачем всё это Бомелию?
И на этот раз был получен тот же ответ: чтобы ещё больше напугать царя.
Тут стали думать все вместе. Для чего Бомелию пугать царя? Чтоб царь сбежал куда-нибудь? Но зачем? Чтобы сам Бомелий мог спокойно вывезти свои богатства? Чушь, вот вывез же! Или по науськиванию врагов сделал? Но враги могли просто науськать убийц на царя – к чему эти скоморошьи киятры? А может, это подсидка продажных бояр – через испуг выдавить царя из Московии? Ведь куда выгоднее иметь царя где-нибудь далеко, в изгнании, чем на престоле! У царя издали руки коротки, можно творить, что заблагорассудится!
А сколько раз Бомелий ему прямым словом советовал уехать куда-нибудь? А разве сказки о звёздах, говорящих, что этот год московскому царю надо где-нибудь переждать, пересидеть, не к тому же вязались?.. Ведь тоже его, колдунские наставления: планеты-де плохо стоят, сбежать надо на год… У, гадина!..
Стал весел, как Адам в день своего сотворения. Это надо же – какие глыбы с души свалились! Слава Богу, всё открылось! Оказалось делом рук человечьих, хоть и грязных, но не чьих-то иных. Господи! Значит, всё сие – мирские происки, а уж думалось – сатана напал, окрысился, клыки навострил… Слава тебе, Господи! Человечье вынесу – от сатанинского избавь!
Клоп и доктор Элмс, видя радость царя, благостно переглядывались, хотя и мало что понимали во всей этой галиматье. Да им знать и не надо. Главное – он понял, до него дошло, а они обойдутся!..
Теперь осталось ещё о проторочах спросить, кои в рубашонках немощной царевны Евдоксии продырявлены были, – это наверняка тоже проделки Бомелия! Это надо узнать, хотя жена Анюша с Евдоксией и приживалками уже собираются по его приказу к отъезду в монастырь, где под боком у Сукина готово для них место.
Тут Клоп – надоело сидеть без дела, – перехватив нагайку и взревев: «Кто на одёже дыры сверлил, гадёныш?» – незаметным коротким взмахом огрел Пака, отчего тот бросился ниц, по-жабьи прижался к земле, заверещал, а доктор Элмс, утерев со щеки брызги крови, перевёл вопрос и ответ: слуга ничего ни про какие дыры не знает, знал бы – сказал бы, как всё говорит.
Посохом отодвинул Клопа от слуги:
– Погоди, успеешь, он ещё нужен! Обезьян и правда может про это не знать – Бомелий не обязан обо всём докладывать. За что вообще Бомелий так любил этого псёнка? Я ему дюжих парней в слуги давал, а он – отнекиваться…
Доктор Элмс потупил глаза, а Клоп широко ухмыльнулся:
– Да уж спросили… Вот доктор скажет, какой тут секрет… Содомский! – А доктор Элмс, покраснев до рыжины во всём лице, сказал, что да, Пак был для Бомелия… ну… как… хазбенд то хиз вайф…
[178] муж для жена…
– Дрючил его, что ли? Поял? Вот оно что! – усмехнулся, приказав Паку опростать свой елдан.
Индец не понимал, и Клоп, нависнув и сопя, задрал на нём рваную рубаху, явив малый худосочный хоботок и два перепелиных яичка.
Все заулыбались, но никто не позволил себе пошутить при царе, только Клоп искренне удивился:
– И что он, сердешный, наковырять мог эдаким кляпышем?
А царь, отсмеявшись, махнул рукой: ну, их дело, может, колдуну это для здоровья надобно!
Вдруг затрещали дробные шаги. Шиш с важным лицом, шуба в руке, почти свалился со ступенек – так бежал сообщить:
– Есть! Есть! Обезьян не соврал – на чердачной меже два мертвяка висят! За ноги прицеплены, а бошек нигде нет! Всё облазили! – ткнул подбородком на свою пыльную шубу.
