А тот, задрав клокастую бороду к своду, тыча клюкой вверх (куда мигом обратились все лица), громогласно и раздельно, с нарастанием мощи, продолжил:
– Когда Енох, сын Иареда, прибыл на Небеса, то Господь приказал только архангелу Михаилу совлечь с Еноха земные одежды, помазать его благим миро и переоблачить в ризы небесные! Так-то! Никому, кроме архистратига, Господь не доверяет самых важных дел! Посему вознесём грозному ангелу по делам его!
И неожиданно запел свой канон, руками вынуждая всех подтягивать.
Пел лучше всех: голос был чист и мрачен, полон силы, а святые отцы тянули вразнобой, многие, слова забыв, и вовсе гнусавили что-то неразборчиво.
Это было замечено, разозлило: «Уж моего плетения канон могли бы выучить, лицемерники!» В досаде двинул клюкой об пол:
– Вот ведь до чего дошло – причт слов не знает! Эдак и «Отче наш…» вам не вспомнить!.. Ничего, есть силы, кои заставят вас напрячь свою хилую память!.. – Как бы невзначай махнул рукой в сторону Скуратова, что вовсе не укрылось от Собора: уж эти-то напомнят, знамо дело, братья Скуратовы кому не известны! Их вечно на Руси будут поминать и помнить!
Переждав шёпот и зорко вглядываясь в попов, ослабших от волнения и тяжёлого облачения, будоражась и навостряясь, решил подобраться к главному:
– И я ныне, как тот Архипп, должен просить у вас, достопочтенные святые отцы, помощи! Да, да, помощи и поддержки! Деньги в казне были, деньги будут, ныне же денег нет! Взгляните на меня, вашего царя!.. Так ли должен быть он одет и обут, да ещё в праздник?.. – Для вящей убедительности из-под рясы был выставлен облезлый сапог. – Такую ли шапчонку должна носить его голова, привыклая к мономахову меху?.. – Треух был сорван и швырнут на пол. – На такую ли клюку должен опираться ваш царь, когда кое-кто из вас на посохи навуходоносоровы опирается?.. Такой ли жалкий крест должен быть на царе?.. – Рванул на груди рясу, выпростал крест, потряс им. – На вас, небось, кресты всё золотые нацеплены, алмазными камнями усеяны, а крест Иисуса Христа на Лобном месте был кровью уснащён и муками сдобрен!.. Вы, ехидны, носите не крест Христа, а крест Вараввы-разбойца!.. – Размахивая руками, блестя голым черепом, вдруг съехал на зловещий раздельный шёпот: – Спутали кресты!.. Не тот прихватили с Голгофы!.. Крест Вараввы на вас, аспидах, а не крест Спасителя!.. И вы – воры, и крест воровской вараввианский на себе таскаете!..
По собору понеслось изумлённое:
– Мы? Когда? Чей крест? На Лобне? Мы? Умилосердись, батюшка! Только о мире печёмся всё время!
От этих жалобных звуков хищная ярость заклубилась в нём сильнее:
– Да, вы! И ты! И ты! И ты! И ты! Все хороши, все одним миром мазаны! Да, да, не святым миро, а грешным, скверным миром, как свиньи калом! Чистому человеку даже стоять рядом с вами невместно от тошной вони вашей! Я мечусь, взываю – а натыкаюсь только на ваши глухие уши! Но ошибается тот, кто думает, что может вечно безнаказанно грешить, блудить и беззаконничать! Для таких карающий меч предуготован! И не плачьте потом! Само собой ничего не случается, а токмо по воле Всевышнего! Как Он пожелает – так оно и будет!
И под робкие вскрики («это не мы, это жиды с Голгофы кресты стащили, мы при чём?»), распалившись донельзя, резко вырвал из клюки клинок, вознёс его над блестящим черепом и прокричал что-то угрожающее, мрачное, отчего причт в ужасе шарахнулся от амвона так резво, что в заднем ряду настоятель Сергиева монастыря не устоял на ногах, грохнулся навзничь.
Довольный их страхом, переждал, всунул остриё обратно в клюку и принялся громогласно и мерно говорить:
– Вы на себя поглядите – ни одного тощего среди вас!.. Вот чудеса чудесатые!.. Разожрались, как боровы!.. Где это видано, чтоб у святых отцов морды шире плеч расплывались, а бока, как у базарных торговок, развисли?.. Седалища разъели, что курдюки у баранов!.. Телеса свои окормляете до небес!.. Пророка Даниила Бог спас от львов за его благочестие, а вас, за грехи ваши тяжкие, некому будет спасать!.. Кто вас спасёт?.. Скормлю по одному тигру – Раджа будет весьма доволен вашими жирными мясами – ведь вы в самом соку, да ещё в каком!.. Персты оближешь без утиральника!.. «Бравши – рука не устанет!» – думали вы, а вот отъест тигр Раджа ваши грешные клешни – что будете делать?.. Чем пищу в рот класть?.. Каково иудины сребреники перебирать без перстов?.. А Раджа будет весьма рад!.. Давненько он человечины, хоть и протухшей наскрозь, не едал, соскучал небось!.. – И пару раз основательно куснул себя за здоровую руку, показывая, как Раджа будет рад угощению.
Послышались стенания, бормотанья: толсты-де не от хорошей жизни, а от старости и сидячей привыки, от себя кусков не отрежешь, что ж делать – голодать?..
На то обращено было мало внимания – напротив, на высоких тонах доведено до святых отцов, что дела их плохи, ибо очевидно: их молитвы не доходят до Бога из-за их беззаконий и поборов, и теперь он ожидает, что они, святые отцы, уделят ему часть своих богатств для нужд державы. Этой жертвы требует бедственная прореха, в коей находится и он, царь, и вся страна:
– Нужны деньги на войну! Мы окружены врагами! Шведы, литвины, ляхи, ливонцы, немцы, крымчаки, татары, османы, персы, ногаи, даже буряты и чукчи так и лезут, так и прут, так и норовят наши родовые куски отхапать! И всем надо давать отпор! Ежели они сюда явятся – жариться вам, поповью, на вертелах, гореть первыми вместе с церквями – никому пощады не дадут, не надейтесь откупиться! Татаре придут, порубят иконы, из риз понаделают чепраков, а с ваших спин кожу срежут своим лошадям на чумбуры
[218]! А потом перевешают! Буди, буди сие, ежели вы по моему упросу не раскошелитесь! Не было бы нужды – не просил бы! Но увы, я не царь Соломон, и нет у меня страны Офир, где песок из алмазов, галька изумрудная, а деревья из золота!.. Поэтому протягиваю руку и прошу о братской помощи!
Так, перемежая слезливые просьбы угрозами и бранью, мешая слёзы и рыки, посулы и страхи, оборачивая ложь в правду, а правду кроша на кусочки и раскидывая тут и там, подобрался к главному:
– Посему приказываю всем доброхотно приготовить полные списки своих недвижных владений и годового денежного прихода, не лжемудрствуя, не высокоумничая и не пытаясь подсунуть мне филькины грамоты, кои так любил кропать – и докропался! – ваш любимец, покойный митрополит Филипка Колычёв!
Вот! Тут наконец до святых отцов начало доходить, в какой кляпец они угодили! Отказать, не подать отчёты – невозможно. Показать правду?.. Треть, половину, а то и всё заберёт, кое-кого попутно казнив за мздоимство – «откуда столько?» – а другим сказав: «У вас ещё наверняка много в тайниках припасено, ничего, с голоду не помрёте, наскребёте себе на жизнь по скрытым сусекам». Дать ложные списки?.. Так вон Третьяк Скуратов из угла щерится, брат его Неждан в Москве неистовствует, а Малюта из ада им братские советы шлёт! Никто не забыл плах, сырых от крови, даже при солнце не просыхавших, где топоры звенели без устали с утра до вечера! Ох, тяжко, опасно, худо, топко, зыбко, вязко, шатко! Что делать? В какой, однако, западне очутились!
