Тимоха стал мелко дрожать – все видели, как Вяземского на правеже конскими нагайками хлестали, ноги и руки ослопом переломали, а самого в таком виде в Городецкий острог увезли, где бросили засыхать без еды и питья.
– Я тебе верой и правдой служил. Всё поклёп. Если разрешишь – расскажу всё как на духу, а там будь что будет…
– Ну, попробуй, если Бог тебе в твоей лжи уста не замкнёт! – разрешил и прилёг на постели, втащив туда же безропотного кроля.
Тимоха рассказал, как было дело: он с покойным рындой Дружиной, что давеча на кандалах удавился, случайно прознали от одного пьяного слуги, что у его барина, князя Свиньина, зело дорогущая, золотом шитая мурмолка есть, в кою великий алмаз вделан, – подарок его предкам чуть ли не от Жучи-хана. Вот и решили по глупости эту мурмолку выкрасть, а алмаз тебе, государь, подарить.
– Аха-ха… Мне подарить? Для меня старались? Благодарствую! – засмеялся. – Сказали бы мне прямо – я б забрал у Свиньина камень, и дело с концом. Знаю я этот алмаз – не так он и дорог, да ещё кровью наших предков омыт… Чур меня, чур меня! Без вас бы забрал, если б надоба была!
– Хотели подарок сделать.
Невесело качнул головой, снял скуфейку, обтёр ею лоб и оттолкнул кроля, начавшего по-кошачьи урчать и лапами через перину давить на больной елдан.
– Хороши подарки – один рында в цепях, другой – на том свете! А я ведь, Тимоха, твоего отца Иренея хорошо помню – он честно служил, был под Нарвой ранен, ради него ты и был в рынды взят. И деда твоего мой батюшка в Дворянскую книгу внёс. Ты же вон в каких разбойных делах замешан оказался! Дальше что было?
Было то, что рынды со слугой обговаривали это дело в шинке, а там много тихариков – государевых «ушей» из Разбойной избы: трётся меж пьяных, к разговорам прислушиваясь. Вот рынд прямо в шинке и взяли, отволокли к Арапышеву.
– А тот как узнал, что мы твои рынды, так очень обрадовался и нас тот же час в острог упёк…
Покачал головой:
– Обрадовался? А с чего ему радоваться? И как это видно было, что он рад?
Тимоха стал ворочать руками в кандалах:
– Ну, по горнице бегать начал, смеяться, руки потирать… Кричал, какие мы предатели несусветные – в рындах, мол, верные люди должны быть, а не такое подлое ворьё, как мы.
– Ясно… Далее! В глаза смотреть! – приказал, думая: «Похоже на Арапышева: плёвое дело в большую важность раздуть, чтобы выслужиться… Или корысти достичь – вот просил же своего племяша в рынды определить?!»
Тимоха, не сходя с колен, утёр лоб (кандалы утробно звякнули):
– В худший кандей с цепными ворами нас Арапышев кинул. И, там сидючи, мы от воров узнали, что посажены эти воры за ограбление князя Масальского: пока Масальский с чадами и домочадцами по богомольям ездил, для больного сына избавления, воры его дом обнесли дочиста и много добра взяли, кузни всякой, утвари, мехов, монет, а среди прочего – серебряную кончугу, зело дорогую…
– Знатная вещь, видел. Всюду золотые вставы, и наплечники в позолоте, налокотники из серебра. Знаю! Видел! Сам её у него забрать хотел, да забыл, – сказал, гладя кроля и думая, что пока Тимоха всё складно говорит и такие мелочи вспоминает, кои и ему известны, вроде алмаза Свиньина или кольчуги (её Масальский надевал крайне редко, прятал в железный шкап). – Дальше?
А дальше было так: воры сказали, что Арапышев их шайку взял, пыткой выбивал из них узнать, где ворованное, ничего не достиг и на хитрость пустился, предложил ворам: вы-де скажите мне, где краденое добро спрятано, а я вас отпущу и в придачу половину из того добра вам дам…
Удивился:
– Как это – «половину вам дам»? Так и сказал? Это как же понимать? А вторую половину – куда?
Тимоха скорбно пожал плечом:
– А себе взять! Куды ещё? Так и вышло: что пытка не сделала – хитрый язык совершил. Поверили воры и открыли Арапышеву, где добро припрятано. А он всё краденое, целиком, себе забрал, а воров посадил в ещё худший острог, на недвижную цепь, где мы их встретили. Воры были яро злы на Арапышева, что слово не сдержал, и по всем казематам растрезвонили, что Арапышев – подлый дьяк, ему доверять нельзя.
Опешил от такой наглости. Вот оно что! Вместо того чтобы всё найденное в казну сдать – Арапышев себе подгребает! Хорош думный дьяк Разбойной избы, нечего сказать! Но всё-таки переспросил:
– Точно известно, что Арапышев себе всё добро забрал? – и получил ответ:
– Воры говорили, что да, забрал всё подчистую, с коробами и мешками.
Горестно покачал головой. Господи, неужто нет у меня ни одного честного работника? За что такое наказание? Да, наверняка Арапышев всё себе взял. Если бы в казну сдал – было бы известно. А раз неизвестно – то, значит, утаил, себе уволок, не свиньям же скормил золото да серебро? Когда собака сахарную кость найдёт, она не идёт к друзьям и сотоварищам, она идёт в своё логово, чтобы всласть нажраться там одной и ни с кем не делиться! Так и он, пёс поганый!
От волнения стало жарко, спёрло в зобу, сердце застучало, дышать стало трудно, хотя окно было открыто. Спросил:
– Пытали вас в избе? Откуда ссадины?
Тимоха мотнул головой:
– Не успели. А ссадины от свары – мы с этими ворами поцапались… Краюху хлеба не поделили. Арапышев людей голодом морит, на весь острог ведро гнилой капусты с тараканами в день выдаёт! А сцаки и кал днями не выносят, бадьи полны стоят через край – вонища, мухи, черви, площицы…
Мрачно усмехнулся:
– Да, нет в живых Малюты – некому заставить воров языком полы в каземате вылизывать и дерьмо им во рты пихать!.. Ну, дальше что было? Кто Дружине глаз выбил?
Оказалось, это дело рук Арапышева: на допросе тот сказал рындам, что ему доподлинно известно, что они царскую корону Мономахову украсть хотели, на что Дружина ответил, что это ложь, что это он, Арапышев, сам на руку нечист, царёво добро, у граби́л отнятое, себе взял. Арапышев разъярился и палкой ему глаз и выбил… Хотел или так получилось – не знаю, но выбил…
Внутри полыхнуло новым гневом на Арапышева. Государеву рынде глаз выбить – и хоть бы хны, словно это не человек, а гад помойный! А Дружина Петелин – из старых родов, кои ещё при прадеде Василии с татарами бились и нужду с великими князьями делили. Да и сам Дружина был молодец хоть куда: и статью брал, и силой – кто урода в рынды возьмёт? И боец-кулачник, и всадник лепый, да и ума далеко не был лишён…
Вздохнул:
– Ничего, поплатится за самоволие! Хочешь не бояться власти – благое твори, честно служи! Ежели злое творишь – бойся! Власть недаром меч носит, а в наказание злодеям и в защиту доброго. Почему сразу ко мне не пришёл?
Тимоха криво ухмыльнулся:
– А кто пускал? Мы просили, «слово и дело государевы» вопили, в двери бились – а им начхать, батогами грозили, издёвки кричали!
