Съезд гостей от 22 часов 30 минут до 23 часов. Беспредельную свободу в выборе Вашего вечернего туалета мы позволим себе ограничить лишь просьбой увенчать его непременными атрибутами новогоднего маскарада: головным убором, перекликающимся с любой деталью Вашего туалета.
О Вашем согласии просим уведомить распорядителей бала по телефону номер……».
Святослав Теофилович неустанно обсуждал подробности предстоящего празднества, вникая во все детали. Угощение должно было происходить только во время танцев, и к нему было предъявлено категорическое требование: ни вилок, ни ножей, ни тарелок, – то есть всевозможные маленькие пирожки, пирожные с разными начинками. Они были наделаны в таком огромном количестве, что многим и домой потом надавали сумки с этими изысканными произведениями кулинарного искусства, – уж там оказались такие мастерицы! Только руками разведешь: что Сидори́на, что Бирюли́на. Светское руководство обрядом угощения (медленно, учтиво, внимательно) было поручено Тане.
Когда ранним утром мы расходились по домам, оставляя квартиру в беспорядке, то, помню, с пристрастием допрашивали Роксану, кто поможет ей в уборке. И Роксана, приветливо и ласково улыбаясь, называла каких-то мифических помощниц. Но, как я и опасалась, Роксана со своей верной подругой убрали все сами. Не боялись работы в этом Доме.
Святослав Теофилович высказал также пожелания, чтобы некоторые номера объявляла Лилия Толмачева, и чтобы Катя время от времени играла на рояле джазовую танцевальную музыку.
За несколько часов до поездки на бал у меня были записаны такие дела: 12–15 надписей в восточной манере для разных укромных уголков квартиры, костюмы, выучить наш номер, начинить 100 эклеров, проследить за номером Кати и Васи (гимн! – очень важно!). А вот список вещей, которые нужно было захватить с собой: барабан (палки!), флейта, колокольчики, ноты, жабо, два берета, «жемчуг», парик, цирковые трусы, шарф, кивер, тренировочный костюм, бамбуковая палка, туфли (три пары), ключ (настройка), ПОДНОС (!). Проверить наличие трех костюмов для номера «Шамаханская царица», стаканы, надувалка для шаров, повесить картину (Арамис), две карты – дама и король – для дверей в туалеты, подушки. Кроме того, я помнила, что Святослав Теофилович хотел бы заранее услышать гимн, гонг, пластинку с «Царицей Савской» Гольдмарка.
А головной убор?! Ужас и отчаяние. И вот в последнюю буквально секунду перед выездом я сорвала с нашей елки нитку золотой канители и обвернула ее много раз (сколько было длины) вокруг головы. Получилось что-то вроде золотой шапочки. Она непостижимым образом продержалась у меня на голове всю ночь.
Но все это было, конечно, не так важно, как главное наставление Маэстро: «Общее настроение: все должно быть тихо, медленно, потому что опасно (Дракон!). Грация, импровизация (но не гопак), никакой паники, все очень медленно».
«Опасное» всегда привлекало внимание Рихтера. Опасным был юноша из номера напротив в Тайшетской гостинице, опасными – свинцовые облака над Байкалом, опасны многие сочинения, уголки природы, литературные персонажи – опасное притягивало.
Итак, захватив с собой все волшебные предметы по списку, вперед, на Бронную, на бал!
Надпись на дверях квартиры номер 58 стала сюрпризом и для меня:
«Извините! Все уехали на дачу. С Новым годом»!
Бал! Бал! Бал!
К одиннадцати часам стали съезжаться гости. Один за другим раздавались звонки в дверь, и входили неузнаваемо прекрасные, одетые в меру фантазии и старания в маскарадные костюмы дамы и господа, юные леди и джентльмены. Их встречали Арамис, Сашими и Темнозор в масках. Гостям тоже тотчас вручали маски и, минуя «буфетную» на «половине» Святослава Теофиловича, провожали в комнату-«гардероб» (на картоне она называлась «направо»). Гости раздевались, приводили себя в порядок, выходили, и дверь за ними тотчас запиралась. Их сопровождали в зал. И тут только начисто лишенные чувства прекрасного люди могли подавить восклицания восторга и потрясения.
Полумрак. Над головой темно-синее, почти черное новогоднее небо, бездонное, усыпанное разноцветными огнями, звездами. Звезды сияют высоко над головой, исчез потолок. Они перемежаются с бесчисленными гирляндами и фонариками, – японскими, маленькими, большими, ярких цветов, и самодельными (Темнозор!), с восточными узорами: Святослав Теофилович считал, что Новый год под знаком Дракона тесно связан с Востоком.
Это небо невозможно забыть. Воплощение неукротимой фантазии Маэстро, оно неотступно стояло перед глазами много дней, и по сей день легко восстанавливается в воображении.
В зале возникало ощущение сказочности, волшебства, невесомости; можно было танцевать; кажется, что можно и взлететь. Вступив в этот зал в костюме и головном уборе (!), многие чувствовали внутреннее преображение, и такое могло случиться – и впервые – здесь, на балу у Рихтера – Глори.
За всей красотой новогоднего неба стояли часы труда, – чтобы повесить, например, на тонкие невидимые лески каждую звезду, каждый фонарик, и Святослав Теофилович все время стоял рядом и следил за высотой, сочетанием цветов, – звезду и фонарик не рядом, нет, пожалуйста, отдельно, а вот здесь можно…
Через несколько дней, оказавшись в Малеевке, под свинцовым небом, нависшим над серыми снегами, ловила себя на вопросе: было все это или не было? Чернота над головой или яхонтовые новогодние звезды? Чудо? Мираж? Но нет. Было.
Мимо пробегали маски, все были в вечерних или маскарадных костюмах. Маэстро, как всегда, оказался прав: каждый смог стать красивым и загадочным. Постарались.
Непрерывно раздавались звонки в дверь, прибывали гости, каждому оказывалось ласковое внимание, они входили в зал, садились, некоторые начинали танцевать, тихо прошла к роялю и села играть тихую джазовую музыку Катя Чемберджи. Красавица блондинка в алом, тончайшей материи, легком, как дуновение ветерка, платье и элегантной, широкополой с изогнутыми краями шляпе, танцевала со строго одетым джентльменом. Словно сомнамбулы, кружились в танце маски.
И вот, чуть позже одиннадцати, появился некто, в самом деле верящий, что его не узнают, но, конечно, мгновенно всеми узнанный, – в невиданном костюме, сделанном наполовину из белой рубашки с красивым абстрактным рисунком, наполовину из блестящего синего пиджака. Не пожалел отхватить половину пиджака! По-моему, такого еще никто не придумывал. Опасный персонаж! На лицо наклеены узкие полоски – при ближайшем рассмотрении оказалось, что это типографским способом изготовленный в Японии адрес Святослава Теофиловича в Москве. В руке заряженный пистонами пистолет, из которого Маэстро палил время от времени с очевидным удовольствием. Узкая раскосая маска. Выражение лица – надменно-неприступное, облик загадочный и далекий – это Футурист. Так он придумал, – хотел, по его словам, эпатировать публику, и об этом не знал никто. Он и оказался единственным в своем роде, хотя среди гостей было на кого посмотреть: быстрый, как ртуть, гибкий брюнет в берете, бешено танцевавший весь вечер, величественная, в бархате и жемчугах, средневековая матрона, юный гусар в кивере, белых лосинах, черном доломане с ментиком и золотым позументом, русская матрешка с японским лицом, блоковская Незнакомка с глазами княжны Марьи…
