Как я узнал позднее, Брежнев действительно обратился с такой просьбой к Помпиду. И водитель президента летал-таки в Москву, а по возвращении с восторгом излагал свои впечатления от русского гостеприимства.
Я рассказал лишь о некоторых эпизодах, связанных с первым визитом Л. И. Брежнева во Францию. Их, конечно, было много больше – что-то забылось, что-то, на мой взгляд, не заслуживает того, чтобы об этом писать.
Для меня это были крайне напряженные дни, а точнее – сутки. К себе домой я забегал ненадолго: побриться, принять душ, сменить рубашку. Спал урывками – случалось даже, что иногда лишь за своим письменным столом, а иногда в машине (мне помимо прочего приходилось постоянно мотаться во дворец Малый Трианон в Версале, где проживала делегация, и на эти случаи мне выделялась автомашина с шофером).
Но вот визит закончился. Поздно вечером смертельно усталые мы вернулись с официальных проводов из аэропорта в посольство. Мы – это посол, мой коллега Слава Павлов, опять же уже давно очень молодым ушедший из жизни, и ваш покорный слуга. Славе во время визита досталось не меньше, чем мне – он переводил и записывал почти все официальные переговоры и встречи. Посол прошел в свой кабинет, а мы в изнеможении плюхнулись за свои столы в «предбаннике» – там у нас даже диванчика никакого не было. Вдруг раздается его команда: «Зайдите оба».
Заходим. У Абрасимова уже находился шифровальщик с блокнотом для исходящих телеграмм. Посол начинает ему диктовать:
– «В связи с высказанным Л. И. Брежневым пожеланием поощрить сотрудников посольства, особо активно участвовавших в подготовке и проведении его визита во Францию…» – Тут он делает паузу и обращается ко Славе: – Ты у нас кто будешь? – И видя его недоумение, уточняет: – Ну, в смысле должность у тебя какая?
– Второй секретарь, – недоуменно говорит тот.
– А у тебя? – это уже вопрос ко мне.
– Третий секретарь, – отвечаю я.
– «Второго секретаря Павлова назначить первым секретарем посольства, а третьего секретаря Котова вторым. Предложения о повышении в рангах, объявлении благодарностей будут представлены дополнительно», – заканчивает свою диктовку Абрасимов, подписывает телеграмму и отдает ее шифровальщику со словами: – Отправить с грифом «вне очереди».
Мы, естественно, рассыпались в благодарностях.
– Ладно, ладно, – прервал нас посол, – идите отсыпайтесь.
Обычно вопрос о повышении в должности рассматривается Центром довольно долгий срок. Ну и помимо прочего необходимо, чтобы в штатном расписании посольства была соответствующая вакантная ставка. В нашем случае все было проще. Уже на следующий день пришел ответ – «согласны». Правда, сам приказ о назначении вышел позднее, но это уже никакого значения не имело.
Впоследствии мне доводилось еще несколько раз видеть Брежнева «вживе». Это случалось на заседаниях Политико-Консультативного Комитета (ПКК) стран-участниц Варшавского Договора. Его исполнительным секретарем, на которого возлагались все организационные вопросы, являлся заместитель министра иностранных дел СССР Н. П. Фирюбин. Я же в течение четырех с лишним лет был у него помощником, а посему и на мою долю выпадали многие хлопоты, связанные с проведением встреч ПКК на высшем уровне.
Но это уже был совсем другой, серьезно больной Брежнев. Да и не только непосредственно побеседовать, но даже лично поприветствовать Генерального секретаря мне тогда такой возможности, как в Париже, уже не представлялось. А посему, завершая эту главу, в качестве своеобразного эпилога кратко упомянем не о нем, а о Максе Эльбронне.
Наши отношения не прерывались еще долгие годы. Когда я во второй раз приехал в командировку в Париж в 1982 году в качестве советника постпредства СССР при ЮНЕСКО, то один из первых визитов был, разумеется, к нему. Он к тому времени по возрасту уже оставил должность президента-генерального директора «Галери Лафайет», формально передав бразды правлением своему зятю. Но все равно, как и раньше, каждый день с утра и до позднего вечера он проводил в своем универмаге – без его участия ни один серьезный вопрос не решался.
Я опять познакомил с Эльбронном своего нового начальника – нашего постпреда при ЮНЕСКО Ю. М. Хильчевского. Для первой встречи Макс пригласил нас в один из самых изысканных парижских ресторанов «Тайован», названный именем легендарного французского кулинара времен средневековья.
Перед походом туда я проштудировал имеющуюся информацию об этом заведении, в частности о том, какие именно блюда являются у них «фирменными». Поэтому, когда принесли «карту» (по-нашему – меню) я долго не колебался и заказал сервелат из морепродуктов и филейчики дикой утки с лесными ягодами. До этого нам на аперитив подали по бокалу шампанского «Дом Периньон», а к нему микроскопические закусочные пти-фуры. Аппетит разгорелся не на шутку.
Приносят мой сервелат, согласно описанию состоящий из доброго десятка компонентов: от устриц и морских ежей до омаров. На вид – несколько тоненьких ломтиков розовой колбаски, по консистенции напоминающей омлет. По вкусу нечто, конечно, достаточно нежненькое, но порция настолько невелика, что и распробовать-то толком не удалось.
С уткой примерно та же история: тарелка из севрского фарфора огромная, а выложенные на ней художественно декорированные кусочки – малюсенькие. По нашему выражению – «на один зубок» положить.
Слегка отыграться удалось лишь на сырах – они являются обязательной заключительной частью настоящего французского обеда. Как утверждал великий гурман и автор многочисленных произведений о кулинарии Брийя-Саварен: «Десерт без сыра – то же самое, что красавица без глаза».
В «Тайован» к нам подкатили большущую тележку с богатейшим ассортиментом сыров. К ним подавались специальной выпечки хлеб и сливочное масло, производимое на маленькой ферме в Нормандии исключительно только для этого ресторана. Как говорится, «бери – не хочу», но, увы, кем-то были придуманы правила «светского» этикета, а соблюдая их, особо не разойдешься. Так что взять пришлось несколько сортов, но по чуть-чуть.
К кофе мы с Ю. М. Хильчевским позволили себе по глоточку очень старого кальвадоса. А так, на шесть человек, присутствовавших на ужине, была выпита одна бутылка красного вина и одна белого. К сожалению, не помню наверняка, какого именно (а выдумывать не хочется), но, безусловно, отменного качества.
Я сидел рядом с Эльбронном, поэтому, когда он выписывал чек, смог невзначай взглянуть, на какую он сумму. Не буду сейчас ее называть, так как цены за последние десятилетия изменились на порядки. Могу лишь сказать, что по моим прикидкам в «нормальном» ресторане десяток человек мог бы сытно и вкусно поесть за эти деньги минимум раз пять. Я же, вернувшись домой, залез в холодильник и немножко перекусил перед сном.
Передо мной сейчас лежит записочка от Эльбронна, датированная 14 октября 1985 года. Мне переслал ее в Москву мой родственник (муж сестры) и друг Саша Покровский. В те времена он, будучи доктором химических наук со знанием иностранных языков, получил назначение в секретариат ЮНЕСКО, где проработал в итоге более двадцати лет. Записочка невелика, написана на русском языке и я приведу ее полностью с сохранением орфографии автора:
