Ну, а само по себе увлечение кулинарией, что ни говори, дело, на мой взгляд, все-таки весьма увлекательное и вместе с тем полезное. Я был бы весьма рад, если бы мой скромный опыт в этой области кому-нибудь пригодился. Уверен, что и без моих воспоминаний число мужчин, взявшихся в часы досуга за кастрюли и сковородки, будет неуклонно расти. Ну, а если кто-то из них, вдохновившись моим примером, уже в первый свободный уик-энд отважится надеть фартук и пройти на кухню, чтобы расслабиться от повседневных забот, я буду счастлив вдвойне.
Нам юмор строить и жить помогает… (Нечто вроде послесловия)
Вообще-то, откровенно говоря, никаких таких послесловий или эпилогов – не роман, чай, создаю – я сначала и вовсе писать не собирался. И все же, когда я завершил оный свой опус и впервые сам перечитал подряд все его главы, то почему-то непроизвольно вспомнил один афоризм, авторство которого приписывается Блезу Паскалю. Выглядит он следующим образом: «Только в конце работы становится ясно, с чего надо было ее начинать». Полностью соглашаясь с высказыванием великого французского мыслителя, ученого и философа, я бы даже позволил себе несколько дополнить его: не только с «чего начинать», но и как продолжить и чем завершить.
Нет, ни от чего написанного я не отказываюсь: поведал о тех эпизодах, которые мне представляются интересными, рассказал о тех блюдах и рецептах их изготовления, которые мне нравятся, а как уж это получилось – не мне судить. Смущают меня, однако, некоторые другие аспекты моих воспоминаний – а не усугубят ли они иногда и так встречающееся превратное представление о работе и жизни дипломатов в целом? Все ведь у меня получилось так гладко да «курчаво»: либо о еде да напитках, либо о каких-то курьезных историях – профессионального «леса» за этими байками-«деревьями» явно не увидишь.
Я, правда, сразу оговорился, что в мои планы не входило описание никаких политических проблем, и старался строго следовать этому самоограничению. И все же легкие сомнения у меня остаются: возможно, что о повседневной, рутинной стороне нашей работы стоило бы сказать и чуть больше. А то, бывает, взглянешь ненароком на какой-то телесериал (я их почти не смотрю, но все же изредка случается), где фигурируют некие наши посольства или консульства, и диву даешься: где же это авторы сумели отыскать как прототипы подобных типажей, так и отдельные детали их «дипломатической» деятельности? Чтобы никого не обижать, конкретных примеров из недавно увиденного приводить не буду, а возьму другой, еще более незамысловатый.
Я являюсь завзятым «кроссвордистом» с многолетним стажем – само по себе, не буду отрицать, разгадывание кроссвордов особо интеллектуальным занятием не назовешь, но, как утверждают, оно представляет собой неплохую тренировку для памяти, что меня и утешает. Так вот, почему-то очень часто в них встречается простенькое слово из четырех букв, к которому почти всегда дается следующее категорическое определение – дипломатический демарш или форма дипломатического протеста. Как выяснилось, под этим «грозным» или «суровым» понятием скрывается просто-напросто обычная для нашего брата нота.
За десятилетия службы на внешнеполитическом поприще всяческих нот через мои руки прошла не одна тысяча: в молодые годы я их сам составлял, а в зрелые, став «начальником», в основном визировал уже готовые, хотя иногда и подправить молодежь приходилось.
Сама же по себе нота (она бывает вербальной или личной, но не об сейчас речь) – это самая распространенная и обыденная форма письменного общения между посольствами и МИД страны пребывания и между самими дипмиссиями. Она может быть и «сопроводиловкой» к какому-то важному или нужному документу, и сама содержать изложение каких-то политических вопросов или позиций. Но все-таки в абсолютном большинстве, в сугубо количественном исчислении – это чаще всего хоть и официальное обращение, но все же носящее деловой или «технический» характер. Правда, и при этом оно неизменно начинается с несколько высокопарной фразы: «Посольство свидетельствует свое уважение (далее следует, кому именно) и имеет честь…» и заканчивается такой же: «посольство пользуется этим случаем, чтобы возобновить (адресату) уверения в своем высоком уважении». А вот само содержание ноты зачастую выглядит самым что ни на есть «лапидарным» образом: просьба выдать кому-то визу, сообщение о прибытии (отбытии) такого-то сотрудника или делегации, запрос на пролет самолета, на разрешение от освобождения от уплаты таможенных сборов за дипломатический груз и т. д. и т. п. Да мало ли чего еще подобного может «иметь честь» просить посольство по всяким текущим и хлопотным делам.
А вот «нот протеста» я из своей практики что-то не припоминаю. Протестовать-то и разного рода демарши предпринимать в тех случаях, когда ущемлялись интересы нашей страны или отдельных ее граждан, естественно, доводилось. Но обычно это происходило в прямом личном общении, в ходе которого собеседнику могла быть вручена соответствующая памятная записка или меморандум. Ну, а к чему, собственно говоря, я весь этот разговор о нотах затеял? Да просто попытался на примере содержащихся в них обыденных вопросов (не вполне уверен, удачно ли я их подобрал) как-то проиллюстрировать без ненужного пафоса ту будничную рутину, которая, к сожалению, составляет неотъемлемую и значительную часть ежедневной работы всякого дипломатического представительства.
Разумеется, все это – «вторичные» или «побочные» функции в деятельности любого посольства или генконсульства, а об основных же я здесь распространяться не буду – это серьезная самостоятельная тема. Могу только заверить, что для их качественного исполнения помимо профессиональных навыков и знания предмета требуются постоянная собранность и внимание, в том числе и к мелочам. Ну, а к тому же не надо забывать, что работа дипломатов и других сотрудников загранучереждений протекает порой в весьма непростых климатических, бытовых и военно-политических условиях. Ну, а бывает, что на твоем служебном пути возникают и всякие другие неожиданные «каверзы». Все это я знаю не понаслышке, а по собственному опыту.
Я, допустим, в довольно шутливом духе изложил «смытие» нашей машины в океан в Дагомее или свои «дебюты» на протокольных мероприятиях в ее столице Котону. А вот о том, что за один год моего пребывания в этой стране там произошло пять государственных переворотов, включая два военных путча, упомянуть как-то не пришлось. А они нашу жизнь в этой самой «африканской экзотике», как можно предположить, не слишком-то облегчали и особо заскучать или расслабиться не позволяли.
Возьмем далее мою вторую командировку во Францию, которая длилась не очень-то уж и долго. В марте 1983 года французское руководство во главе с социалистом Ф. Миттераном пошло на довольно-таки неординарный шаг – одновременную высылку из страны 47-и советских дипломатов. Как потом признавалось даже в местных средствах массовой информации, сделано это было под сильным давлением со стороны американцев. Так это или не так, но, как бы там ни было, я оказался в числе «изгнанных». Не берусь гадать, какие на то возникли резоны у французской контрразведки: может, не понравилось, что слишком активно за работу принялся, восстанавливая былые связи (не хвастаюсь, вроде бы оно так и было), ну а может, и просто прошлись по родственной линии – банальный «отыгрыш» за профессиональную деятельность отца.
