Если арабы и потеряли свое главенствующее положение, им все же удалось сохранить определенные привилегии. Коран все-таки написан по-арабски, а ислам основан арабским пророком в Аравии. Если не все правительство, так хотя бы династия по-прежнему была арабской, по крайней мере по мужской линии, и гордилась своей принадлежностью к арабам. Арабский язык долго оставался единственным языком государства и культуры, а когда позднее персидский, турецкий и другие исламские языки стали теснить его в этих областях, он по-прежнему оставался языком богословия и права. Теоретическое превосходство арабов сохранялось, и оно привело к возникновению движения шуубитов в литературных и интеллектуальных кругах, поддерживавшего стремление неарабов к равенству.
Однако важные изменения претерпевал и сам смысл слова «арабский». С этой поры арабы уже не были закрытой наследственной кастой и стали народом, готовым вобрать в себя любого владеющего арабским языком мусульманина через процесс своего рода натурализации. Социальная эмансипация мавали приняла форму их полного признания арабами, и даже хорасанские преторианцы халифов претерпели полную арабизацию. Этому процессу в провинциях западнее Ирана способствовало расселение демобилизованных арабов за счет преобладания арабского языка в городах, а от городов и в окружающей их сельской местности. О развитии процесса свидетельствует первое совместное арабско-коптское восстание в Египте в 831 году. В конце концов даже христиане и евреи Ирака, Сирии, Египта и Северной Африки перешли на арабский язык, а само слово «араб» у арабов стало применяться только к кочевникам.
Вместо арабской аристократии империя получила новый высший класс – богатых и ученых, при этом первые часто обладали громадными состояниями в деньгах и собственности. Эти состояния создавались службой на высоких государственных постах, которые не только высоко оплачивались, но и предлагали неограниченные возможности для получения дополнительных доходов; торговлей и банковской деятельностью, спекуляцией, а также эксплуатацией земли, находящейся в собственности, или сбором налогов. Один источник приводит пример того, как юноша из высокопоставленной семьи вложил унаследованное им состояние в 40 тысяч динаров: тысяча пошла на восстановление обветшалого дома его отца; 7 тысяч на обстановку, одежду, рабынь и другие удобства; 2 тысячи он отдал надежному купцу, чтобы тот торговал в его интересах; 10 тысяч закопал в землю на черный день; а на оставшиеся 20 тысяч купил имение, на доходы от которого и жил.
Тут следует сказать кое-что о положении зимми – подданных империи, не исповедовавших ислам. Авторы-апологеты порой идеализируют предоставленный им статус, преувеличивая несомненную терпимость правительства мусульманских стран и превращая ее в предоставление зимми полного равенства. Это, конечно, современное утверждение, бессмысленное по отношению к древним временам, когда равные права для верующих и неверующих рассматривались бы не как заслуга, а как нарушение долга. Зимми охотно довольствовались меньшим. Они действительно были гражданами второго сорта, дискриминируемым и в финансовом, и в социальном отношении, а также в редких случаях подвергались открытому преследованию. Но по большому счету их положение было бесконечно выше, чем у общин, не принадлежавших к официальной церкви в Западной Европе того же периода. Они могли свободно исповедовать свою религию, пользовались обычными правами на собственность и очень часто служили на государственных должностях, хотя и редко занимали высшие посты. Их допускали в профессиональные гильдии ремесленников, и в некоторых они даже занимали главенствующее положение. Они редко бывали вынуждены идти на мученичество или отправляться в изгнание из-за своей веры.
Политическая раздробленность в IX и X вв.
Первые признаки упадка этой внушительной цивилизации проявились в структуре политического единства. Империя, построенная Аль-Мансуром, казалась достаточно прочной, несмотря на несколько мятежей, вплоть до царствования Харуна ар-Рашида (786–809), которое во многих отношениях знаменует апогей власти Аббасидов. Ранние Аббасиды сохраняли союз с иранским аристократическим крылом движения, приведшего их к власти, и знатный иранский дом Бармакидов через династию визирей играл ключевую роль в управлении империей. При жизни Харуна ар-Рашида произошли некие сотрясения неясного происхождения и обстоятельств, которые в итоге завершились падением дома Бармакидов и утратой им власти, богатства и самой жизни.
После смерти Харуна тлеющие конфликты прорвались открытой гражданской войной между его сыновьями Аль-Амином и Аль-Мамуном. Аль-Амин был силен в основном в столице и Ираке, Аль-Мамун – в Иране, и некоторые, основываясь на сомнительных данных, истолковывали эту гражданскую войну как национальный конфликт между арабами и персами, закончившийся победой вторых. Но с большей вероятностью это было продолжение социальных столкновений предшествующего периода в сочетании с не национальным, а региональным конфликтом между Ираном и Ираком. Аль-Мамун, которого поддерживали в основном восточные провинции, какое-то время обдумывал перенос столицы из Багдада в хорасанский Мерв. Эта угроза потерять магистральное положение города, да и сами средства к существованию сплотила народ Багдада в яростной защите Аль-Амина от посягательств. Аль-Мамун одержал победу, но мудро оставил Багдад столицей и узловым пунктом великих торговых путей.
После этого честолюбие иранских аристократов и региональные стремления находили выход в местных династиях. В 820 году персидский военачальник на службе у Аль-Мамуна по имени Тахир сумел добиться самостоятельности в Восточном Иране и стал основателем династии наместников, пост которых передавался по наследству в его роду. Другие иранские династии – Саффаридов в 867 году и Саманидов примерно в 892 – вскоре установились в других частях Ирана. Эти местные режимы отличались по характеру. Царство Тахиридов было делом рук честолюбивого полководца, который создал вотчину для самого себя, но в целом оставалось в рамках арабо-исламской цивилизации. Саффариды представляли подъем иранского народного движения, а с Саманидами старая иранская аристократия вернулась к политической власти и полному возвращению былых привилегий.
На западе политический слом начался еще раньше. Перенос столицы на восток привел к тому, что власть сначала потеряла интерес к западным провинциям, а в конечном счете и контроль над ними. Испания в 756 году, Марокко в 788 и Тунис в 800 стали в буквальном смысле независимыми под властью местных династий. Египет отпал в 868 году, когда наместник Ахмед ибн Тулун, тюркский раб, присланный из Багдада, сумел добиться независимости и быстро распространил свою власть и на Сирию. За падением Тулунидов последовало воцарение в Египте другой тюркской династии аналогичного происхождения.
Появление независимого центра в Египте, чья власть часто распространялась на Сирию, создало ничейную землю между Сирией и Ираком и позволило арабским племенам Сирийской пустыни и ее периферии вернуть себе самостоятельность, которую они потеряли после падения Омейядов. Время от времени им удавалось включить в подвластные территории заселенные области Сирии и Месопотамии, захватывая и удерживая города в периоды военной слабости или раздробленности и создавая недолговечные, хотя и блестящие бедуинские династии, как, например, род Хамданидов из Мосула и Алеппо в X веке. Вскоре под непосредственной властью халифа остался только Ирак, а в том, что касалось остальной части империи, ему пришлось довольствоваться редкой данью и номинальным признанием со стороны местных наследственных династий в виде упоминания халифа в пятничной молитве во время посещения мечети и в надписях на монетах.
