— Без приключений? — щурит голодный глаз Крюкова и недоверчиво морщит хорошенький носик ищейки.
— Ну…
— Та-ак, Жень! Вот с этого момента поподробнее! — требует решительно, вскидываясь к столу и к закипевшему чайнику, и мне ничего другого не остается, как подробно рассказать подруге за чашкой чая свой непростой день.
* * *
Новый день встречает нас хмурым тоскливо-сонным утром и уныло бьющей в окошко ледяной моросью. Первую ленту мы с Танькой дружно просыпаем и, чтобы успеть на вторую, прыгаем по комнате испуганными газелями, одеваемся, мчимся в университет и разбегаемся по корпусам.
Я стаскиваю куртку и шарф прямо на ходу в коридоре — в учебном корпусе тихо, с начала второй пары прошло не меньше четверти часа, и мои торопливые шаги, переходящие в бег, разносятся вокруг гулким эхом. А шапку сдергиваю, запнувшись о высокий порог двери, уже в аудитории.
Она летит под ноги куратору, читающему здесь спецкурс для четырех групп, голубой кеглей, и я лечу вслед за ней, вскинув руки и пытаясь удержать на носу очки. Тщетно. Вслед за шапкой они слетают с меня и падают к ногам изумленного преподавателя.
— Воробышек?! — вскрикивает от удивления женщина и торопится прийти на помощь. — Что случилось? — берет меня под локоть, поднимая с пола очки. — Вас что, упаси Господи, кто-то преследует?!
В аудитории находится более ста человек, все замерли в любопытстве, и я совершенно не знаю, что сказать в оправдание своего фееричного появления. Закрывшись от мира на спасительный миг страшного смущения упавшими на лицо беспорядочными кудряшками волос, не убранными из-за позднего пробуждения в привычную «луковичку» на макушке, молча перевожу дыхание, поднимаю шапку, куртку и встаю с колен. Стараясь не смотреть на ряды убегающих вверх парт, убираю от лица волосы и отряхиваю джинсы.
— Извините, я… — собираюсь продолжить честным «проспала», но тут сверху доносится басистый голос нашего старосты Боброва, и сразу за ним его ехидный смешок:
— Ага, преследуют! Мальчишки с рогатками! Правда, Воробышек?!
Мне нечего ответить, — ну, погоди, Бобров! Понадобится тебе что-то от птички! Например, номерок телефона Ленки Куяшевой, одногруппницы Крюковой, получишь даже два — обоих ее ухажеров! — и я выпрямляю спину и согласно киваю, глядя в нечеткое лицо преподавателя.
— Правда, София Витальевна. Вот, еле крылья унесла, — говорю, заливаясь румянцем под веселые смешки студентов. — Пожалуйста, можно я сяду?
Женщина отвечает напряженным кивком, отступает к кафедре и начинает читать предмет. Забыв вернуть очки, задумчиво вертит их в руке, постукивает о плечо, рассуждая о практике инженерных расчетов и сложных случаях нагружения оговариваемой ею конструкции. А я, поджав губы, поспешно ретируюсь к рядам парт и спешу вверх по наклонному возвышению, не смея вновь напомнить о себе и сбить преподавателя с мысли.
Возле Невского сидит какая-то девушка-старшекурсница. Колька что-то коротко машет мне, жмет виновато плечом и шепчет: «Ну, птичка, ты и горазда дрыхнуть!» — великодушно предлагает подвинуться, но я, отмахнувшись в ответ, пробегаю дальше. Плюхаюсь на свободное место почти под самой галеркой аудитории, достаю учебные предметы и пытаюсь что-то писать, но без очков получается не очень.
И все же я стараюсь. Закручиваю волосы на затылке, втыкаю в них карандаш, щурю глаза и старательно вывожу, полагаясь на слух и выработанную годами учебы моторику пальцев…
— …расчет на прочность, при сложном сопротивлении, требует определения опасных сечений и опасных точек. А условия жесткости и прочности позволяют оценить работоспособность конструкции или ее элементов…
… и вдруг подскакиваю от звука знакомого голоса, раздавшегося у самого уха:
— Ужасно, Воробышек. Носом писать не пробовала?
— Л-люков? — бормочу я, вскидываю голову и изумленно таращусь на темную фигуру, обозначившуюся слева от меня. — Ты как тут оказался? — задаю парню дурацкий вопрос, впрочем, тут же сообразив о своей буквальной недальновидности. — То есть… — окончательно смущаюсь от факта его присутствия рядом. — Чего тебе?
Люков смотрит на меня и молчит, затем выдает раздраженно:
— Мне ничего. А вот тебе… Ты что, птичка, решила меня и тут достать? Отчего не села в другое место? Я Синицыну круглосуточную опеку над тобой не обещал. Хватит декану с меня и двух часов дважды в неделю. Так какого черта ты бежишь ко мне?
— Я? К тебе? — я так и раскрываю от удивления рот, глядя на недовольно поджатые губы парня. Справившись со вспыхнувшим в душе возмущением, отвечаю как можно холоднее:
— Ну что ты, Люков, и не думала даже. При моих «минус четыре» достать тебя от входа на глаз непросто. Так что мне один черт, ты тут сидишь, или кто-то другой. Увидела бы, обошла бы Ваше Занудство стороной. Мне как, сейчас пересесть? — спрашиваю с вызовом, уж очень не хочется выглядеть в глазах Люкова какой-то озабоченной его персоной девчонкой. — Или разрешишь дождаться перемены? Знаешь, не хотелось бы вновь привлекать к себе внимание.
У нас сдвоенная пара лент, и мне совсем не улыбается мельтешить во время лекции по аудитории, раздражая преподавателя из-за прихоти одного мнительного студента своей рыскающей в поисках свободного места фигурой. Но, не получив ответа, я все же сгребаю тетради и порываюсь встать, когда рука Люкова ложится на мое плечо, заставляя остаться на месте.
— Сядь, Воробышек! — отрезает парень. — Ты права. На сегодня твой лимит внимания исчерпан. Пиши давай, — командует он, отворачиваясь. — Зачет никто не отменял, а твоя старательность, как я понял, оставляет желать лучшего.
— Ну, спасибо, благодетель, — оскаливаюсь я, стряхивая с плеча тяжелую руку и вновь утыкаясь в конспект, когда слышу над головой короткий свист и неожиданно требовательное:
— София Витальевна! Верните птичке очки, они вам совершенно не идут!
* * *
Холодный ноябрьский воздух приятно наполняет легкие и остужает нервы после разговора с отцом. Я возвращаю Борису телефон, а на протянутую мне кредитку реагирую как обычно: предлагаю телохранителю оставить ее себе или, как альтернативный вариант, попробовать поиграть плоским предметом с задней щелью его хозяина. Склоняю здоровяка к отличному способу накопления личных депозитных средств через волосатый терминал работодателя.
— Очень умно, — реагирует щербатой улыбкой на мои слова Борис и обещает передать отцу привет от меня. Фыркает в гангстерские усы. — Ну, бывай, остряк! Была б моя воля, — цедит сквозь крупные зубы, улыбаясь веселыми глазами, — поползал бы ты ужиком у меня. Эх, не судьба…
Тяжелое брюхо и рыхлые щеки, умный взгляд. Лишних кило двадцать, но в целом неплохо, решаю я, оценивая нового курьера Большого Босса. Дорожит службой, норовист и слишком мало знает…
— Спецназ? — задаю парню вопрос, убирая руки в карманы. Замечаю поверх его плеча въезжающий на парковку знакомый красный «Вольво» и прильнувшее к лобовому стеклу нервное лицо.
