– Извини, – сказал Ковригсен, – пекарня закрыта до лучших времён.
– Чего? – поразился Пронырсен. – Ты часом не сбрендил?
– Просто нам нужно найти золотую рыбку, – объяснил Утёнок.
– Фуф. Совсем у вас мозги крен дали, – фыркнул Пронырсен. – Пекарь тащится на рыбалку! Всё бы вам дурака валять да баклуши бить. Большей дурости не встречал.
– Ну мне пора, – ответил Ковригсен.
– Золотая рыбка? Фуф! – сплюнул Пронырсен. – Самая психанутая пекарня по эту сторону луны. Чтоб вас волки съели и не поперхнулись! Чтоб на вас ведьмы с плесенью напали! Дурь-понадурь!
Он ещё раз сплюнул себе под ноги и усвистал в свою нору.
А Ковригсен с друзьями уходил всё дальше и дальше в вечер и всё глубже и глубже в лес.
Куропатка на камне
– Мы будем просто идти и идти? – немного погодя спросил Утёнок.
Он не привык бродить по лесу в потёмках. И надеялся, что Ковригсен знает, куда идёт. Неужели он правда думает, что внезапно где-то приветливо блеснёт золотая рыбка? Какую странную затею мы затеяли, подумал он.
– Ты о каменных куропатках слышал? – вдруг спросил Ковригсен.
– Каменные куропатки? – удивился Простодурсен. – Нет, никогда о таких не слыхал.
– Это особая порода. Они насиживают камни.
– Насиживают камни?
– Именно что. Это самые долготерпеливые в мире куропатки. Они не откладывают яйца, как прочие куры. Они выбирают себе камень и насиживают его.
– И из этих камней вылупляются золотые рыбки?
– Что из них вылупляется, никому не известно. Но эти каменные куропатки – птицы очень мудрые. И знают много такого, что нам неведомо. Вот только насиживают камни они по ночам. А днём их не сыскать.
– И они водятся у нас в лесу?
– Я надеюсь. Вдруг мы найдём. Но надо зайти в самую чащу.
Простодурсен посматривал на Ковригсена: скоро ли он собирается угостить их коврижками? Ведь Простодурсен был голоден, из-за этого они с Утёнком и пошли в пекарню. Они не собирались искать золотую рыбку, а всего лишь хотели раздобыть свежих коврижек на ужин. А тут на тебе – пекарня закрыта. До лучших времён. Их поди дождись.
Да ещё какие-то куропатки каменные. Что за странные птицы? Зачем они камни насиживают?
Простодурсену захотелось повернуть домой. Их со всех сторон подпирала ночь с корявыми деревьями и мшистыми камнями.
Тут Ковригсен упал – ночь сунула что-то прямо ему под ноги.
– Что такое? – спросил Простодурсен.
– Запнулся, – ответил Ковригсен.
– А как коврижки? Целы?
Ковригсен поднялся на ноги. А вот от коврижек остались одни крошки мельче муки.
Впереди чавкало и вздыхало болото, много повидавшее на своём веку, и воняло старыми ночами и сгнившим деревом, как исстари повелось.
– Не лучше ли повернуть назад? – спросил Простодурсен. – Ночь велика, а мы малы.
– Повернуть? – изумился Ковригсен. – Когда мы почти дошли?
– А мы почти дошли?
– Я чувствую, что мы близко, как никогда.
– Тогда можно доесть те крошки. А ты уж получше щупай, куда нам ступать, не то заплутаем.
Они ощупью пробирались вдоль большого камня в поисках, где бы присесть. Если бы птицы храпели во сне, было бы, наверно, не так страшно противно. Но птицы храпеть не умеют. Они были тише деревьев, на которых сидели. А ночь выдалась холодная. И камень ледяной. Да ещё на небо набежали чёрные тучи – того и гляди выметут с неба все звёзды и луну в придачу.
И тут они налетели на поваленное дерево. Старый дуб, растратив надежды, рухнул и упёрся в камень. Вот и местечко для них. Ковригсен предложил сесть на его пальто с непромокаемыми карманами, а то дерево мокрое, как губка.
Утёнок всё это время тихо дремал у Простодурсена в кармане. И вдруг проснулся.
– Ну и жизнь у нас, жестянка, – сказал он задумчиво. – Живём себе, плюшки жуём, а тут бац – пекарю приспичило найти рыбку золотую, и вот мы уже ночью в лесу крошки подъедаем.
– Согласен, – поддакнул Простодурсен.
– Думаю, самое время мне спеть весёлую песню. Удалую.
– Нет-нет, – всполошился Ковригсен. – Нам надо помалкивать, не то спугнём каменную куропатку.
И тут кто-то не то хмыкнул, не то засмеялся.
– Клё-клё-клё! – булькал он.
Простодурсен дёрнулся и прижался к Ковригсену. Что-то – небольшой камень или тяжёлая шишка – скатилось с большого камня и замерло во мраке.
– Спугнуть каменную куропатку! Клё-клё-клё! – хохотал кто-то.
Теперь они услышали: клёкот и хохот раздаются прямо у них над головой. Тучи на секунду раздвинулись, и в свете луны они увидели на камне кого-то похожего на птицу.
– Это каменная куропатка? – шёпотом спросил Простодурсен у Ковригсена.
– Думаю, да, – прошелестел в ответ Ковригсен.
– Привет, каменная куропатка, – громко сказал Утёнок. – Мы охотимся на золотую рыбку.
– Охотитесь на рыбу? – переспросила куропатка.
– Видишь ли, э-э, – начал мямлить Ковригсен, – мы, это, слышали, что ты о-о-очень мудрая птица, и вот, это, пришли спросить, не знаешь ли ты, э-э-э, чего о золотых рыбках.
– Золотые рыбки – отличные пловцы, – бодро отбарабанила куропатка. – Они плавают вперёд грудью и едят ртом.
Внезапно завеса из туч над ними разорвалась, и луна осветила лес бледным лучом белого света. Теперь они сумели рассмотреть куропатку. Она распласталась животом на камне, раскинув по нему крылья. Похожа она была на большую чёрную курицу с горящими глазами.
– Камень, на котором ты лежишь, – он тебе как яйцо? – спросил Утёнок.
– Камень – это камень, а яйцо – это яйцо, – наставительно ответила куропатка.
– А зачем ты лежишь на камне? – не унимался Утёнок.
– Разве я не каменная куропатка?
– Каменная, – согласился Утёнок. – А ты знаешь, как нам найти золотую рыбку?
– Знание стоит недёшево, – ответила куропатка.
Она ущипнула свой камень, словно желая разбудить того, кто в нём спал.
– Когда долго хранишь покой, понимаешь всё обо всём, – сообщила она. – Но знание стоит недёшево.
– Я пекарь, – сказал Ковригсен, – и разбираюсь в ценах. Чего ты хочешь?
Услышав слово «пекарь», каменная куропатка вдруг вскочила и завыла на луну. Это был протяжный печальный вой, полный тёмных ночей и повалившихся от старости деревьев.
Ночь в дороге
– Мимо меня то и дело проходят разные хитрованы, – сказала куропатка. – Некоторые уж такие ловчилы, что… И все твердят, что идут за самым в жизни прекрасным. А меня спрашивают, как пройти, потому что я всё знаю о дорогах. Я так отлично разбираюсь во всех путях-перепутьях, что… Но кто остаётся, всех проводив? Кто греет большой, холодный, корявый столетний камень? А?
