Всё дело, конечно, в дудках, решил Айс, заметив вечером первого дня, какими глазами глядит на Ёма Джуда. Всё дело в его таланте, подумала она и отвернулась. Один Ём ничего не подумал. Пока шли со станции в лес, он на каждом привале тащил в рот не сушку, а флейту. Когда же остановились на ночлег, он даже не поставил палатку, а только играл и играл, пока его не заткнули.
Остальные в это время сидели у костра, говорили об осознанном выходе из тела и кушали самопальное ЛСД. Когда Ём пришёл к костру, ему сказали: «Будешь?» – но он отказался.
– Своей дури хватает? – недобро спросил Айс, глядя на него мутными глазами.
– Это точно, – беззлобно согласился Ём, которого никто, впрочем, в те дни не называл ещё Ёмом.
– А как же выход? – сказал Игорь. – Где выход, там свобода.
– Я так не считаю, – сказал Ём.
– Вот как? А как ты считаешь? – спросил Айс.
– Я считаю, что по-настоящему свободен только тот, кто целостен.
– Это как? – спросил Игорь.
– Целостен? Это когда ты собран. Когда в духе. Когда совершенно владеешь своим делом. Когда полностью воплотил то, ради чего пришёл. Вот тогда ты становишься целостным, и это освобождает тебя.
– От чего? – спросил Айс.
– От себя, – сказал Ём и сел к костру. Джуда подумала, что у него лицо такое, будто он носит в себе солнце, и отвернулась, чтобы не обжечься. Ёму показалось тогда, что он ей смешон.
– А ты, значит, хочешь свободы? – сказал Айс.
– Не знаю, – пожал Ём плечами. – Может, и хочу. Кто её не хочет?
– А хочешь, я тебе покажу, как быстро почувствовать, что такое свобода? – спросил Айс. В голосе его не было ничего хорошего.
– Как?
– Я одно надёжное средство знаю. Если ты это пройдёшь, сможешь стать гораздо круче всех нас.
– Я не хочу был круче вас, – сказал Ём.
– Ломаться-то не надо. Быть круче хотят все, – сказал Айс. Ём отвел глаза. Он не хотел об этом разговаривать.
Однако этим заинтересовался Игорь.
– Что за испытание? – спросил он.
– Показать? – спросил Айс. Это был вызов. – Пойдём, покажу.
– Куда? – спросил Ём.
– Да недалеко.
– А я? – спросил Игорь.
– И ты. Будешь помогать.
И они ушли втроём в ночной лес, прихватив фонарик и крепкую верёвку.
Вернулись вдвоём. Без Ёма. Джуда спросила о нём, но Айс ничего не ответил. Он был на удивление трезв. Игорь, напротив, уже ничего не чувствовал и не соображал. Рассказать он ничего не смог. Скоро его сморило прямо у костра. Безымянная девушка укрыла его спальником, чтобы не продрог за ночь. Айс попробовал обнять Джуду. Она сказала: «Не трогай», – и ушла в палатку к безымянной девице. Так и прошла ночь.
Утром, когда был готов завтрак, стало ясно, что Ёма до сих пор нет.
– Вы куда его дели? – спросила Джуда. Айс ел и не отвечал. – Вы что с человеком сделали?
– Это его испытание, – буркнул Айс. – Не лезь.
– Игорь, где он?
Но Игорь ничего не помнил.
Однако плохо режет лишь тот нож, которым не режут. Джуда это знала, а потому уже через полчаса путём упрёков и угроз вытянула из Айса, что Ёма вчера привязали к берёзе так, чтобы он мог стоять, но не мог сесть. «Это его испытание», – твердил Айс, но было видно, что он уже ломается под напором Джуды.
– Немедленно иди и приведи его назад! – приказала она.
– Тебе надо, ты и веди, – огрызнулся Айс. Он и сам уже сомневался в действенности своего метода борьбы с соперником, но отступать было некуда. Джуда выведала путь к берёзе, взяла с собой безымянную девушку и ушла. Но скоро вернулась, и их по-прежнему было только двое.
– Его там нет, – сказала она. – Куда ты его дел?
– Нет? – Теперь и Айс был удивлён. Наверное, Джуда ошиблась. Наверное, искала не там.
– Там, – отрезала Джуда. – Там верёвки остались. А его нет.
Сама же и развязала, подумал Айс. И они чуть не начали ругаться, как тут голос подала тихая девушка:
– Пойдёмте поищем вместе. Времени столько прошло. Такого ведь не бывает, чтобы человек растворился.
И Айс сразу поверил, что Ёма они не видели.
Побежали в лес. Шагах в ста пятидесяти от поляны нашли берёзу, обвязанную верёвками. Айс глядел во все глаза. Проверил узлы. Вспомнил, как завязал их ночью. Айс хорошо умел вязать морские узлы. Самозатягивающиеся. Развязать их не мог никто. Но их никто и не развязывал. Они все были на месте.
Они искали его два часа. Бегали, звали. Им казалось уже, что они сошли с ума: Ём пропал. Поэтому когда вдруг услышали флейту, бросились туда, будто потерялись сами.
Ём сидел у их костра и играл.
– Ты где был? – набросились на него с кулаками.
– В деревне, – удивился он.
– В какой ещё деревне?! Нет тут ни фига!
– Как нет? По дороге.
Оказалось, ночью он заблудился и вышел к дороге. А в деревне его впустили в какой-то дом, накормили, и выспался он так, что чуть весь день не заспал.
– Проснулся и испугался, что вы уже уехали, – усмехнулся он.
Джуда опустилась возле костра без сил. За эти два часа она устала, как никогда. Любовь её, не начавшись, вышла вместе со страхом и по́том. Она больше не боялась за свои глаза, когда смотрела на Ёма, и тот был этому рад. Они смотрели друг на друга, смотрели так долго, что начали смеяться.
И никто из них не обратил внимания, что случилось в тот момент с Айсом, как ударило его, поразило, убило всё это. Никто не понял, чем стал для него с того дня Ём.
Впрочем, его в то время Ёмом ещё никто не называл. Его звали Паном. За флейты, с которыми он не расставался.
– Останови! – сказала я, открывая глаза. Они о чём-то с Яром смеялись.
– Ты чего? – изумилась Джуда. – Или у тебя тоже того – особа?
– Останови, я выйду, – сказала я. – Я потом приеду, сама.
– А ничего, что ночь, дождь?
– Останови, – сказал Яр.
Я хлопнула дверцей. Машина стояла, не уезжала. Ждала, что я передумаю и вернусь. Но я не вернусь. Теперь я знаю свою цель. Я дикая тварь из дикого Леса, и сейчас ничто не остановит меня. Я голодная тварь.
4
Не оставляйте открытыми окна, не оставляйте открытыми двери. Ибо в сумерках духи Леса придут и заберут вашу душу. Они выпьют её через глаза, выпьют её через рот, вместо души они оставят холодные камни, и вы потеряете разум. Безумные, потерянные, вы станете нежитью сами, одинокой, голодной нежитью из Леса, и ничто не поможет вам.
