Может, потому и потянулась рука к бутылке? Он уже и заму своему позвонил, сказал, чтобы тот брал в свои руки бразды правления.
Трофим поднялся с дивана, хотел идти за второй бутылкой, когда со стороны холла донеслось легкое постукивание каблуков. Вдруг это Марьяна? У Глеба сжалось в груди.
Но предчувствие обмануло его. В комнату входила Тамара. Ее-то какой черт сюда принес?
Трофим выразительно глянул на нее, недовольно нахмурил брови.
– Я у Никиты ключи взяла. – Тамара виновато развела руками. – Он у отца сейчас.
Никиту должны были выпустить из изолятора завтра, но ничто не мешало сделать это и сегодня, на ночь глядя.
– Я сказала, что ты у него, он дал ключи.
Трофим сел на диван, взял со стола телефон, включил его.
– Не надо. – Тамара села рядом, ладонями обжала руку, в которой он держал телефон. – Никита очень устал, завтра позвонишь и отругаешь.
Трофим вырвал руку, но телефон положил на стол. Да, позднее время для звонка.
– Никита считает, что виноват передо мной, – сказала Тамара.
Трофим пожал плечами. Ему все равно.
– А я так не считаю, – проговорила женщина. – Давно уже пора было покончить с этим безобразием.
– Уже покончено. Я здесь, а безобразие – там. – Трофим повел рукой в сторону дома, некогда своего. – Непонятно, почему оно тут.
– Ты должен знать, что твое безобразие осознало свою вину и покаялось.
– Каются в монастыре.
– Надо будет, туда уйду.
– Вот тогда и поговорим. А теперь уходи! – Трофим ткнул пальцем на дверь.
Тамара поднялась, направилась к выходу, но в дверях остановилась.
– Чего встала! Пошла!
Но Тамара стояла, низко опустив голову. Ее плечи подрагивали как у женщины, которая плачет. Только Трофим не купится на ее трагические ужимки. Нашла дурака, пришла, когда он хорошо подшофе, тепленьким решила взять.
– Пошла!
Тамара громко вздохнула и вышла из комнаты. Но только Трофим собрался идти за выпивкой, как она снова появилась. Женщина держала в руке бутылку коньяка.
– Нехорошо в одиночку пить, – сказала она, с тоской глядя на него.
– Нехорошо вообще пить.
– Нехорошо. Но я во всем виновата, поэтому можно.
– Мне твое разрешение не нужно.
– И мне. Я должна выпить.
Трофим кивнул. Да, не дело это, в одиночку пить. Он плеснул Тамаре на два пальца, но она забрала у него бутылку, наполнила бокал чуть ли не до краев и выпила до дна.
– Догнать меня хочешь? – спросил он, с подозрением глядя на нее.
– И догоню.
– Догоняй, – сказал Трофим с едкой усмешкой на губах. – Только на подножку не запрыгивай – прогоню!
– Не запрыгну!
Но Трофим ей не поверил и правильно сделал. Тамара быстро опьянела и стала расстегивать пояс на его брюках.
– Хочешь сказать, что нужно переодеться? – спросил он.
– А еще лучше раздеться.
– Так и сделаю. – Он отправился в спальню, заперся изнутри, разделся и завалился в постель.
А Тамара пусть проваливает. Не простит он ее, нечего ей и мылиться.
Марьяна лежала в кровати и тупо глядела в потолок. На работу идти не надо, но эта мысль не радовала девушку, а угнетала. У нее нет миллионов на банковских счетах, процентов, на которые можно жить, ничего не делая. Родители куском хлеба не попрекают, но все равно перед ними неудобно. Она уже взрослая и должна зарабатывать сама.
Марьяна ждала, когда мать и отец уедут на работу. Сестра Даша ей не помеха. Они наведут порядок в доме и сядут пить чай. Потом надо будет пробежаться по объявлениям, вдруг найдется хорошая работа.
На тумбочке зазвонил телефон, на дисплее высветилось: «Глеб».
Марьяна не взяла трубку, но Глеб позвонил снова. Сейчас мама услышит, постучит в дверь и начнется – что да почему.
– Я же сказала, не звони больше.
– Я виноват! Прости. – В голосе Глеба чувствовалось нечто, созвучное отчаянию.
Марьяна не хотела его щадить, но сказала:
– Простила.
– Вот видишь!.. А с работой я тебе помогу. Есть тут один вариант.
– Не надо мне от тебя ничего.
– Как не надо? Ты же простила.
– Простила. Но я тебя презираю.
– Хочешь, я верну Высокову деньги?
– Делай как знаешь, все равно я к тебе не вернусь.
– Я понимаю, тебе нужно остыть.
– Я совершенно к тебе остыла. Глеб, я тебя не люблю. Все кончено, гуляй! – Марьяна нажала на кнопку сброса, занесла телефон Глеба в черный список, но не успокоилась.
Из глаз ее хлынули слезы. Парня потеряла, с работы уволилась, и все из-за какого-то придурковатого мажора.
Да, было что-то такое в Никите, от чего могло замереть сердце, но лучше она из окна выбросится, чем уступит ему.
Трофим собирался на работу. Половина двенадцатого, можно сказать, самый разгар трудового дня, а он только-только повязывал галстук. Но лучше так, чем в запой. Для него лучше. Для Никиты – вряд ли.
Никита нашел брата в спальне, у зеркала. Постель заправлена, Тамары нигде нет.
Костюм у Трофима наглажен, рубаха новая, но лицо слегка помято. Похоже, вчера он дал маху. Но где же Тамара? Неужели выгнал.
– Может, ну ее к черту, эту работу? – спросил Никита. – Посидим, отпразднуем мое возвращение.
– Хитрый. – Трофим усмехнулся.
– Не переживай, я тебе в запой уйти не дам.
– Запой у тебя был. Чем это закончилось?
– Чем же?
– Симонова я избил?
– Избил?! Щелкнул по носу.
– Дорого этот щелчок нам встал.
– А не надо было меня на исправительные работы осуждать.
– Я виноват? – Трофим удивленно вскинул брови.
– В какой-то степени.
– В какой-то степени ты работать должен. Поехали. – Трофим вышел из комнаты, увлекая брата за собой.
– На завод? – Никита скривился.
– Надо же тебе пропущенные дни наверстывать.
Никита с понурым видом спустился во двор, где стояла машина, готовая к выезду. Он надеялся, что застанет Трофима за бутылкой горькой. Более того, готов был отправиться в запой вместе с братом, лишь бы остаться дома. Но Трофим заставлял его ехать на треклятый завод. Как тут откажешься, если пропущенные дни не идут в зачет срока? Трофим в этом деле упертый, а ведь мог бы ставить «трудодни» автоматом.
