Неужели Трофим рассказал об этом Никите? Вдруг они вместе насмехались над ее глупостью, называли шлюхой?
– Ты была с Трофимом и с Глебом. Чем я хуже? – с заметным ожесточением спросил Никита.
– Ты не знаешь, с кем я была.
– Я видел, как ты ходишь голой.
– И что?
– Передо мной тоже голой будешь ходить!
– Ты сумасшедший!
– Да, сумасшедший! А кто, если не ты, свел меня с ума?
– У тебя и без меня крыша ехала. Тебе нужно лечиться.
– Ты мое лекарство. Переспишь со мной, и я успокоюсь.
– Я для тебя слишком дорогое лекарство. Глеб следователь, а ты меня похитил. На этот раз он тебе спуску не даст.
– Ничего, разберемся.
– На Трофима надеешься? Думаешь, он будет тебе помогать?
– Трофим от тебя отказался. Ты ему больше не нужна. Он разрешил мне переспать с тобой.
– Я тебе не верю. Давай сделаем вот что. Сейчас ты отвезешь меня домой, и я никому ничего не скажу. Еще не поздно все исправить.
– Я не желаю ничего исправлять. Я хочу тебя! Я сумасшедший, и ты должна мне помочь.
Марьяна не выдержала напряжения и забилась в истерике. Она попыталась высвободиться, но у нее ничего не получилось.
– Ты скотина! Настоящая мразь! Как же я тебя ненавижу!
Никита глянул на нее, вздохнул, вынул из кармана шприц, снял колпачок. Пока Марьяна соображала, что происходит, он воткнул иголку ей в плечо. Очень скоро она заснула крепким сном.
Холодное пиво смыло тяжесть восприятия, освежило кровь. Но вместе с тем Трофиму захотелось принять на грудь чего-нибудь покрепче.
– Может, лучше пива? – спросила Тамара.
Она готова была угождать ему во всем, лишь бы только Трофим не уходил. Четвертый день он в запое и все это время провел дома.
Тамара носилась с ним как ведьма со ступой, колдовала, привораживала теплом и лаской. Банька – пожалуйста, выпить – не вопрос, если чего погорячее, то почему бы и нет?
– Коньячка, – попросил он.
– Как скажешь.
– На все согласна… – Трофим усмехнулся.
Продолжать он не стал, но Тамара сама сделала это за него:
– Лишь бы по бабам не ходил.
– Люблю я ее, понимаешь?
– Ну и женился бы, если так. А ты ее в любовницы позвал.
Трофим тяжело опустил кулак на стол. Было такое. Он предлагал Марьяне купить квартиру и стать содержанкой. Но ведь она сама навела его на эту мысль. Было такое, но Тамаре он об этом не говорил. А она знает. Откуда?
Тамара сказала, что он сам проговорился, когда напился до белочки. Но не помнил он этого, значит, ничего не говорил. Но разве Тамару переубедишь?
– Она тебе этого не простит.
– Я от тебя ушел, а ты бегаешь за мной, пристаешь как банный лист.
– Я ребенка от тебя жду.
Трофим до хруста сжал зубы. Не хотел он думать о Виталике, а Тамара напрашивалась.
– Еще ты мой муж. Любимый и неповторимый.
– А если я тебя не люблю?
– Не ври. Ты всегда любил меня. А Марьяна – это временное помешательство на почве острых переживаний. Ты мне отомстить хотел, поэтому с ней и закрутил. Может, не надо коньяк? Пиво какое, ух! – Тамара хлебнула из высокого запотевшего бокала, как это делают, когда хотят привлечь внимание капризного ребенка.
Трофим забрал у нее бокал, осушил его до дна.
– Может, в баньку? Я затопила. Веничек березовый! Шишка еловая! – Тамара призывно улыбалась.
Но только Трофим задумался, как появилась экономка. Оказывается, к нему пожаловала полиция.
Но вся она состояла из старшего лейтенанта Симонова. Вид у него был похмельный, но форма наглажена, галстук и рубашка – новье. От него крепко пахло одеколоном.
– Где Марьяна? – брызгая слюной, спросил он.
– А где Марьяна?
– Ты ее похитил!
Трофим распахнул калитку, предлагая Симонову зайти во двор, но тот глянул на Тамару и мотнул головой.
– Ее здесь нет, и ты это прекрасно знаешь! Где она?
– Не знаю!
– Героем себя чувствуешь? В день свадьбы невесту похитил? – Глеб скривился. – Назло мне, да? Опозорить меня хочешь?
– Невесту?! В день свадьбы?!
– А ты не знаешь?
– Какая свадьба?!
– Свадьба у меня с Марьяной! Ты в курсе! – в бешенстве выплеснул Глеб. – Ничего, я найду управу на ваше подлое племя!
Он потянулся к Трофиму, хотел схватить за грудки, но тот оттолкнул его от себя и бросился к машине.
Окно пыльное, в разводах. Занавесок на нем не было, а грязь не мешала солнцу слепить глаза.
Марьяна могла отвернуть голову в сторону. А закрыть глаза она боялась. Вдруг снова заснет.
Бедняжка лежала на кровати в страхе пошевелиться. Кровать железная, наверняка скрипучая. На звук мог прийти Никита. Он где-то рядом, ждет, когда Марьяна проснется.
Она лежала тихо, но Никита все равно появился.
– Проснулась? – спросил он, злой судьбой нависая над ней.
– Что ты со мной сделал?
– Всего лишь усыпил и даже не раздел. Но у нас все впереди.
– Что это за дом? – спросила она, глядя на бревенчатые стены.
Бревна свежие, пахнут сосновой смолой.
– Нравится?
– При чем здесь это? Где я?
– В нашем доме.
Марьяна осторожно поднялась с кровати, посматривая на Никиту, подошла к окну. Она боялась, что он снова достанет шприц и вколет ей снотворное.
За окном она увидела поляну в окружении лесных деревьев. Вдали поблескивал какой-то водоем, речка или озеро, не разберешь.
– Мы в лесу?
– Далеко в лесу, – уточнил Никита. – Лариса нас здесь не найдет.
– Она меня не пугает. Я боюсь тебя.
– А если Лариса хочет тебя убить?
– Да ну!
– Я тебя спасаю!
– За что она хочет меня убить?
– За то, что я тебя люблю. – Никита подошел к ней, обнял за талию.
Марьяна попыталась вырваться, но оказалась прижатой к подоконнику.
– Пусти!
– Нет.
– Пусти, говорю! – Она вдруг поняла, что слабеет в его объятиях.
Однажды это уже было с ней, в кабинете у Никиты. Каждый раз, вспоминая об этом, она испытывала чувство вины. А сейчас стыд за себя взорвал ее изнутри.
