Да-да, именно так «импортным».
И ведь приезжали туда уже почти как за границу.
Ну и что, что еще рублики советские ходят?
Так ведь без паспорта с местной пропиской и не купишь ничего.
А так хотелось привезти что-нибудь близким…
Это было еще одним Маминым пунктиком – ей всегда нравилось дарить подарки.
Потому и не ехала с подружками на клайпедский рынок, в те времена обретавшийся где-то на окраине города, для покупки модных вельветовых Wrangler с белой отстрочкой.
Не просила вожатую сходить с ней в магазин для покупки по литовскому паспорту замшевых немецких сапожек.
На настоящий янтарь даже в серебряной оправе, да еще и для всех, у Мамы просто не хватило бы денег.
Потому покупала родным текстиль.
Литовский, качественный и доступный.
Рубашки, блузочки, галстуки…
Не так чтобы много, но… для этого даже не жалко было просить вожатую посодействовать своим присутствием и наличием прописки.
Но все это было уже под конец смены, а до этого…
Арунасы, Ядвиги, Адамасы, Джустины и Агнеи устраивали детям месяц праздника.
Что удивительно, ни от кого из них Мама ни разу не чувствовала привычной для совдепии пионэрской по-линейке-построительной деятельности.
Никаких тебе утренних линеек, обязаловок и мероприятий.
Дети отдыхали, и Мама в том числе.
Преподаватели-сопровождающие тоже отдыхали.
Фактически месяц почти не видели своих сопровождаемых, живя в отдельных домиках на полном пансионе и морально готовясь в дороге обратно.
При этом совершенно не вмешиваясь в деятельность лагеря в общем и вожатых в частности.
Если все гуляли в лесу (ввиду отдаленности лагеря от моря), то уж гуляли обалденно, бегая, шумя, носясь друг за другом между сосен.
Если дети шли на море, то они шли на море,
Потом долго шли по самому морю, а когда надоедало падали на зады и представляли, что плавают.
Если хотелось позагорать, то главное было спрятаться где-то между дюнами, а то временами от неожиданно поднявшегося прохладного ветра можно было подхватить и насморк.
И обязательно, обя-за-тель-но требовалось прихватить с собой хлопковый свитерок, потому что сейчас солнце, а к обеду можно было попасть под дождь.
Мама вообще как-то раз умудрилась сначала заработать сопли от ветра, а потом, переползя за дюны, обгореть всей мордой лица.
И бегать вечером, на второй ужин за кефирчиком для масочки…
Путь обратно, из своего импортного отдыха, тоже радовал всегда.
И ни плацкарт (так даже веселее со всеми по вагонам носиться).
Ни сопли в придачу к облезающему носу не могли испортить положительных эмоций и радостного предвкушения вручения подарков.
А дома традиционно ждал запеченный с яблоками гусь – жирный, домашний, кисло-сладенький с солененьким.
Что удивительно, присутствовавший на столе даже в самые нелегкие времена.
Очень вкусный привкус детства, беззаботности, счастья и искренней благодарности.
Из обувного
Ну не было у Мамы, совершенно не было, времени гоняться по магазину и примерять тапочки.
В квартире стало бр-р-р-как-холодно, и оттягивать покупку зимних тапок на потом уже было невозможно.
Вот Мама и купила первое, что попало под руку и подошло по размеру – мягкие, пушистые, совсем леопардовые тапатулечки.
В послеобеденное время Мама уже в обновке встречала своих учеников со школы.
– Шикарные шузы, мам, – важно прокомментировал Младшенький, специально смягчая букву «ш», присел, потрогал ладошкой, проведя туда-обратно по ворсу, и продолжил со знанием дела, – настоя-я-я-щие.
– Не-е-е, – тут же стал опровергать Средненький, – искусственные.
– А я говорю…
Спор «настояще-искусственный» длился еще минут десять.
Оба спорщика пришли к мнению, что таки искусственные, но шикарные и почти как настоящие, так что Маме можно не расстраиваться.
Из вредно-вспоминательного
Мама из собственного «счастливого и босоногого» вынесла очень хороший урок – никогда не рассказывать при своих малолетних детях о собственных проделках, ибо чревато.
Урок Мама этот сотворила себе сама.
И только по прошествии лет поняла, насколько он, урок, оказался для нее бесценный.
Тем летом девятилетняя Мама переходила в четвертый класс.
Почти взрослая дама, закончившая начальную школу.
Одно огорчало ее тогда – волосы.
Они, волосы, были слишком густые, слишком не послушные и слишком длинные…
В общем, все «слишком».
А еще Мамина мама не разрешала подстричься.
Ну, ни на вот столечки… даже челку не разрешала обрезать.
Для тогдашней Мамы это было трагедией.
Ежеутренние мучения по плетению кос перед походом в школу были той еще каторгой.
А уж если Мамина мама не успевала сделать это перед работой и за дело бралась Мамина бабушка, то и вообще караул.
Бабушка особо с Мамиными волосами не церемонилась, заплетала их на совесть, так чтобы из кос за целый сумасшедший школьный день и прядки не выбилось.
После такой экзекуции Мама обычно чувствовала себя героиней бородатого анекдота про улыбающуюся девочку.
Догадываетесь, почему она улыбалась?..
Вот, и Мама о том же.
Кожа на ее лице, при помощи волос, бабулей реально так растягивалась, что никакой пластической хирургии не нужно было – все морщинки, даже будущие и несуществующие, уничтожались, как класс.
От того Мама подстричься мечтала еще больше.
Так вот, тем летом Маму на подстригательную авантюру сподвигло две вещи:
Первая – каждый раз, когда летним днем лил дождь, Мамина бабушка доставала старые семейные фотоальбомы и рассказывала разные семейные же истории.
Одна из таких историй была о том, как старшая сестра Маминой мамы, то есть тетя, в выпускном классе перед сдачей экзаменов ночью отрезала себе косу.
Сей героический поступок (а зная свою бабушку, Мама могла сразу сказать, что он таки героический) всегда вызывал у Мамы затаенный восторг.
Про воду, которая точит камень, вы тоже помните?
Да-да, из года в год повторяемая история таки выдолбила у Мамы в голове нужную дырку.
Второй же вещью, толкнувшей Маму на преступление против волос, был старый фильм «Цирк» с Любовью Орловой (просто в те времена до обеда ничего лучшего по телевизору не показывали).
