Ее черный парик под короткое каре моды тридцатых голов, с густой челкой и шикарными завитками на щеках был пределом мечтаний у Мамы в то время.
И вот настал ОН, звездный час.
Ночь.
Фонарик и ножницы под подушкой.
Маме осталось малое – дождаться, пока заснет старшая сестра, что лежала на кровати напротив.
Ждать пришлось долго… очень долго.
Когда сестра наконец заснула, Мама и сама уже была готова вырубиться,
Но вспомнив, что во второй раз может и не получиться, начала действовать.
Первую свою ошибку Мама осознала, когда вспомнила, что бабушка рассказывала об отрезанной косе, но никак не о распущенных лохмах, что висят со всех сторон.
«Трудности делают нас сильнее», – подумала Мама, зевая, и отчикала первую же схваченную прядь.
Мама честно пыталась все закончить быстро.
Но, во-первых, ей сильно очень хотелось спать.
Во-вторых, волос было до безобразия много.
Ну и в-третьих стричься при свете фонарика и под одеялом, чтобы не разбудить сестру, было очень трудно.
Достричься до конца Маме тогда так и не удалось, потому она решила отложить сие действо до утра.
Все же каникулы только начались.
Родители должны были умчаться с утра на работу.
Сестрица – на летнюю практику старших классов в школе.
А бабка должна была прийти еще не скоро или вообще не прийти.
Мама же была почти взрослая, помним, да?
В общем, все так и получилось…
Кроме одного «но» – бабушка утром встретила в магазине Мамину подружку и сказала, что отпустит ее погулять.
Мама, к тому времени уже кое-как достригшаяся и зехерившая перед большим зеркалом, пытаясь наслюнявить кончики волос и воссоздать те самые «орловские» завитушки на щеках и лбу, поначалу жутко испугалась стука в дверь и голоса бабушки.
Потом натянув платок на голову и замотавшись по самые брови, тем самым скрыв следы «преступления», поскакала открывать старшей родственнице дверь.
Сначала идея погулять с подружкой ее обрадовала, да.
Ровно до того момента, как не услышала бабулино ультимативное «заплету косы».
Уговоры типа «не надо заплетать – я и так в косынке похожу» не помогали.
Бабуля у Мамы тоже была вполне себе упрямая женщина и требовала предъявить голову.
Спор набирал обороты. Мама уже и не рада была, что согласилась пойти с подружкой погулять – лучше бы дома сидела. Старшая родственница теперь вряд ли отступится, пока не выяснит причину внучкиного упрямства (сугубо семейной черты, стоит сказать)…
В итоге бабуля таки взяла верх.
Вид неровно обчекрыженных косм стал для нее шоком (хорошо хоть сердце, хлопая рукой по груди, не искала).
Идея с косынкой сразу и ей показалась удачной, а Мама после минискандала была отпущена гулять.
Вечерняя встреча с родными прошла… напряженно.
Мамина мама, успевшая уже немного прийти в себя и остыть после бабушкиного звонка ей на работу, на Маму ругалась, но как-то вяленько.
Наверное, тому поспособствовало постоянное присутствие рядом Маминого папы со своим «спокойнее», но Мама была не сильно в этом уверена.
Она все еще не могла поверить, что отделалась легким внушением, вместо многочасовой лекции о потере «девичей красы», и ходила немного пришибленной.
Потом хоть и ворча, но Мамина мама смирилась с ситуацией и потащила Маму в парикмахерскую.
В парикмахерской ровняли… долго ровняли Мамину авангардную шевелюру,
Удивлялись, кто мог так над ребенком поиздеваться, и косились на Мамину маму с некоторой опаской.
Маминой маме тогда уже было все однофигственно – косы до пояса и так были потеряны…
Прошло время…
И вот теперь, когда Мама слышит попытки Папы рассказать их детям, как он в детстве с друзьями делали самопалы и взрывпакеты (нормальное у Папы было детство, нормальное, как у всех тогда – никакого криминала, одна партизано-игрательная мрысь), Мама начинает интенсивно давить Папе на ногу, тем самым давая понять, что его опять не туда занесло,
И представлять, что кто-то из ее детей будет выглядеть, как Папин друг детства с обгоревшими ресницами и бровями, Маме совсем не хочется.
Из былого боевого
Каждое зимнее утро у Мамы фронтовое.
Сначала с трудом и почти с пинками поднимает свое подростково-детское полчище.
Скачет пьяным кенгуру по квартире, подгоняя сонное войско в одевании и «построении».
Проводит кормежку по расписанию и…
Наступает тяжелый момент, переломный момент в битве «отправь детей в школу вовремя», когда малое семейное войско вступает в конфронтацию со своим командующим.
Первым встает на дыбы Сержант, он же Старшенький.
Этот, хоть и не эстонский, но весьма «горячий» парень пытается доказать, что погода «зашибись».
Ливни, грады и молнии – как раз нормальные метеоусловия для прогулки в школу в одной рубашке.
Ноябрь – это еще не зима, ага, а всего лишь осень.
И да, +10 это не –30 – можно пережить и без свитера.
За ветровку Мама вообще забудь!
Маме приходиться становиться грудью у входной двери, занимая оборонительные окопы со словами: «Давай договоримся сразу…»
Первый налет нахрапом у Сержанта не выходит, и приходиться договариваться.
Переговоры поначалу идут тяжело, потом сержант Старший все же сдается, сообщая доверительно командующему: «Легче утопиться, чем с тобой договориться» и…
Послушно натягивает хлопковый свитер с курткой, проходит тест-контроль на наличие осенних ботинок и отпускается на волю… в смысле «ментально выпинывается» в сторону автобусной остановки.
С рядовыми командующему Маме легче.
Наблюдавшие со стороны трения в командном составе, те, понимая, что лучше сразу сдаться командиру, поднимают руки вверх и дают натянуть на себя куртки-шапки-перчатки.
Вставляют в боковые карманы рюкзаков запасную защиту (почти бронированные зонтики), натягивают резиновые сапоги…
В общем, пакуются, иногда бурча, иногда просто совместно пытаясь определить себе на сегодня, против кого будут воевать и с кем дружить.
Дальше наступает «прощание славянки», платочками никто не машет, оркестр не играет, но зато присутствуют интенсивные обнимашки и мамины ЦУ.
В наступающей тишине дома уже не командующий, а просто Мама, вытирает пот со лба и потом, одновременно красясь, перекусывая и одеваясь, вспоминает, как с таким же боем (находясь по ту сторону баррикад) покидала дом своего детства.
